– Если когда-нибудь в ближайшее время у меня будет ребенок… – Он делает еще один глубокий вдох и продолжает: – Я скажу ему, что первый раз надо стерпеть, но если тебя не оставляют в покое, дать сдачи.
– А если ребенок не может за себя постоять? – спрашиваю я, думая о том, какой легкой мишенью Айла может быть для таких, как Тоби Браун. Слезы застилают глаза. Я благодарна Уорду, что почти добралась до дома. Я хочу видеть мою девочку.
Но тут Уорд сворачивает на стоянку.
– У нее все будет хорошо, – мягко говорит он. – Не стоит недооценивать Айлу. Как и ее матери, ей часто приходилось бороться, и она всегда выходила победителем.
Я смотрю на его руку и хочу до нее дотронуться, прогнать все болезненные воспоминания, проведя ладонью по его шраму.
– Нам пора, – говорю я, но, подняв голову, понимаю, что Уорд не сводит с меня глаз. Что-то изменилось между нами. Я ловлю этот взгляд и понимаю – он спрашивает, чувствую ли я то же, что чувствует он. Своим большим пальцем Уорд смахивает слезинки с моих глаз. Я не могу пошевелиться. Я знаю, что я должна, но… Он прикасается рукой к моей щеке и говорит:
– Речь не только о физической силе. Но и о силе духа.
Наши лбы соприкасаются, и губы в опасной близости.
– Что мы делаем? – шепчу я, только Уорд не реагирует. Он целует меня, а я – его. Мы целуемся сладко и долго, но вскоре я уже чувствую его руки на своем теле, пуговицы на моей блузке расстегиваются, и его теплые пальцы скользят по моей коже. Я впиваюсь в его губы еще более страстным поцелуем, растворяясь в нем без остатка – в его руках, в его прикосновениях. И тут звонит телефон. Все звонит и звонит. Громко.
Я отстраняюсь.
– Ответь, – говорю я, глядя в окно. Что я делаю?
– Привет, – снимает Уорд трубку.
Длинная пауза.
– Марина, мы можем…
Услышав ее имя, я сжимаюсь.
– Я в машине, – продолжает Уорд, отчаянно пытаясь прекратить разговор. – Перезвоню.
Он отключается.
Я не могу смотреть ему в глаза.
Он хватает мою ладонь.
– Дженьюэри, послушай, я…
Я выдергиваю ладонь из его руки.
– Поезжай вперед. Уорд, пожалуйста. Мне нужно домой.
– Позволь мне объяснить.
– Объяснить что? Что ты женат? Это я поняла давно.
– Но мой брак трещит по швам.
– Бедняжка! И о чем я только думала! О чем ты думал, Уорд?
Я знаю в глубине души, что и я виновата, и именно потому я ненавижу себя. Почему я западаю на мужчин, которые только делают мне больно?
– Нельзя так поступать с Мариной. И дело не только в том, что ты женат. Ты еще и мой начальник.
– Знаю, знаю, но позволь мне…
– Нет. Веди машину.
– Я так давно хочу тебя поцеловать…
– Прекрати.
– Между мной и Мариной все слишком сложно.
Я наконец поворачиваюсь к нему.
– Ты чувствуешь себя виноватым?
Он кивает.
– Мы не должны были, я не должен был целовать тебя, но…
– Езжай, пожалуйста!
Мне так стыдно за себя.
– Или высади меня прямо тут.
– Дженьюэри, пожалуйста.
Уорд перегибается через кресло, кладет руку на мою, чтобы не дать мне выйти.
– Прости, но…
Я убираю свою руку и опять смотрю в окно.
– Пожалуйста, Уорд. Мне надо домой.
Вернувшись домой, я застала картину: Айла лежит на диване, свернувшись калачиком. Спад запрыгивает на диван и начинает лизать ей лицо, отчего ее настроение тут же становится лучше. Потом она обнимает меня крепко-крепко.
– Хочешь что-нибудь обсудить? – спрашиваю я тихо. С кухни приходит Руки.
– Ты же расскажешь маме, что случилось, милая?
– Я просто поговорила с одной из подружек Джеммы, и Джемма жутко разозлилась. Она сказала ей: «Ты бросаешь меня. Если бы я ушла в другую школу, вам всем было бы все равно!»
– Неужели?
Айла кивает.
– Последним уроком была математика, с мисс Бантинг.
Айла любит мисс Бантинг.
– Когда прозвенел звонок, и я встала, Джемма толкнула меня. Она толкнула меня, я упала, мама, и рассыпала все свои учебники.
– И никто этого не видел? – Я глажу ее по волосам.
Айла качает головой.
– Она специально, мама. Она не любит меня. Обозвала меня инвалидкой.
Мы с Руки переглядываемся, чтобы убедиться, что думаем об одном и том же.
– Люди говорят ужасные вещи, Айла, – объясняю я, – когда им плохо. Джемма, вероятно, не очень счастлива, и таким образом она пытается заставить тебя тоже быть несчастной. Только это нехорошо. Понимаешь, Айла? Но ты не виновата.
Когда Руки уходит, мы с Айлой ужинаем, но она едва притрагивается к еде, и это меня беспокоит.
Мой мобильный звонит. Слава богу, это Дэн, а не Уорд.
– Я собиралась тебе звонить, – говорю я, выходя из кухни, чтобы поговорить в спокойной обстановке. Когда я рассказываю ему, что случилось в школе, он спрашивает:
– А учительница?
– Еще никто ничего не знает. Но так и будет продолжаться, Дэн. Джемма обозвала Айлу инвалидом.
Дэн говорит тихо, но я чувствую его гнев.
– Знаешь, как ей надо поступить? – говорит он. – Надо сказать что-нибудь доброе, чтобы это застало ее врасплох, что-то такое, чего эта Джемма не ждет.
Мне нравится разговаривать с Дэном – я знаю, что мы с Айлой не одни.
– Так мне позвонить в школу или пока не стоит? – спрашиваю я.
– Поговори с Фионой, – предлагает Дэн.
Поняв мою нерешительность, он добавляет:
– Она здесь, и она привыкла иметь дело с такими вещами.
Лучше умереть, думаю я про себя, но не говорю ни слова.
Фиона берет трубку и внимательно выслушивает меня. Потом говорит, что, на ее взгляд, стоит написать письмо ее учителю и дать понять, что происходит.
– Но что бы вы ни решили, Дженьюэри, не пытайтесь взять дело в свои руки. Я знаю, что такое конфликт родителей двух учеников – это война. И еще кое-что. Очень важно, чтобы Айла рассказала учителю. Нулевая терпимость – это прекрасно, но если дети не сообщают о случившемся, мы с вами знаем, чем это заканчивается.
Уж я-то знаю. Слишком хорошо знаю. Только тогда, когда бабуля заметила побои, она поняла, что все серьезно, а до тех пор я держала рот на замке. Для Тоби история обернулась выговором с занесением в личное дело и отстранением от занятий. Для меня – переездом в Корнуолл и глубочайшей обидой на меня Лукаса.
