– Вот, запомни, Дженьюэри Уайлд! Так что я первым получаю шоколадные бисквиты!
Он снова дотрагивается до моей руки, и мне стыдно сказать, что это мне нравится. Что бы это «это» ни означало.
Пока Пенни помогает Томасу кормить альпак, Уорд притулился к воротам.
– Быстро, – бормочет он, и наши лица оказываются в опасной близости друг от друга, и я даже задаюсь вопросом, что будет, если я его сейчас поцелую, – на сколько, ты думаешь, тянет это место?
Я шепотом называю цифру и заставляю себя отойти. Зная, что Уорд наблюдает за мной.
По дороге домой я стараюсь говорить исключительно о работе.
– По-моему, цена их устроила, да? Хорошая сделка. Спасибо, что взял меня с собой. Ты был прав, хорошо иногда поехать на сделку, а не сидеть все время в офисе, сменить…
– Джереми сильно недооценил тебя, – прерывает меня Уорд. – Но ты и так сама это знаешь, да, Уайлд?
– Зачем все время называть меня Уайлд? – возмущаюсь я, отклоняя его комплимент. – Мы же не в пансионе для благородных девиц.
– Это короче, чем «Дженьюэри», а «Джен» мне не нравится.
Мои мобильный звонит. Я роюсь в сумке, достаю его и с ужасом вижу на экране – «Руки». Странно. Она никогда не звонит, только в самом крайнем случае. Неужели Айла потерялась? Помимо нее в школе девятьсот детей. Не могут же учителя следить за всеми девятью сотнями?
– Что случилось? – Я не могу скрыть тревоги.
– Все хорошо, – говорит Руки. Но по ее голосу я понимаю, что все совсем не хорошо.
– Что случилось?
– Айла упала.
Айла все время падает.
– Она говорит, что ее толкнули.
– Кто?
– Джемма Сандерс.
Я знаю, что они с Айлой не слишком ладят.
– Она сильно ушиблась?
Уорд смотрит на меня.
– Нет, просто ее немного пошатывает, так что я хотела тебя предупредить.
– Понимаю. Скажи ей, что я буду дома как можно скорее.
– Пожалуйста, не волнуйся. С ней все в порядке.
Я пересказываю Уорду, что произошло. Айла никогда не врет, она на это вообще не способна. В глубине души я боюсь, что это далеко не последняя стычка с Джеммой. Я смотрю в окно, вспоминая свои школьные годы, и вижу перед собой Тоби Брауна и его друзей. Они прижали меня к стенке после уроков и по очереди били в живот. «Сильнее!» – кричали они. Когда бабушка в ужасе обнаружила, что у меня сломано ребро, она увезла меня подальше от этого маленького монстра по имени Тоби.
– Я так боюсь, что Айла станет изгоем, – признаюсь я Уорду.
– Над ней издеваются? – спрашивает он.
Я киваю и вкратце рассказываю ему, как надо мной издевались в школе. Бабушка даже посоветовала мне не рассказывать новым одноклассникам, что мои родители погибли, чтобы не провоцировать их.
– И помогло? – спрашивает он скептически.
– Какое-то время да, но потом я, как полная идиотка, растрепала все Аманде Янг, а та растрезвонила на всю школу.
– Забавно, что ты помнишь их имена.
– Аманда Янг перед всем классом сказала, что ее родители думают, что я совершила какую-нибудь гадость в прошлой жизни, и за это у меня отняли маму и папу. До тех пор я игнорировала подобные вещи, но тут меня переклинило. Я подошла к ней…
Я как будто снова в классе и могу видеть ее лицо; у Аманды тонкие светлые волосы и холодные голубые глаза.
– …и влепила ей смачную пощечину.
Я стою посреди класса в своей черной форме и кричу не своим голосом:
– Если ты еще раз ко мне подойдешь или хоть что-то скажешь про моих родителей, я тебе врежу, ясно?!
Большая часть класса была за Аманду. Все, кроме одной девочки: Лиззи.
– Прости, все это очень невесело. Главное, что с Айлой все в порядке.
Уорд вдавливает педаль газа в пол, обещая, что доставит меня домой в самый кратчайший срок. Какое-то время мы едем молча, а потом он говорит:
– Видишь этот шрам?
Шрам на его левой руке я заметила давно. Я киваю.
– Это случилось в раздевалке после уроков. Они прижали меня к скамейке и жгли мне руку зажигалкой. Мне хотелось визжать от боли, но я не заплакал. Мой отец считал, что плачут только слабаки. Папа не был добрым человеком, Дженьюэри. Если я писал контрольную на «четверку», он мог спокойно меня поколотить, а если я плакал, то бил еще сильнее.
Уорд с шумом выдохнул.
– О, Уорд. Почему они так с тобой обращались?
Из всех, кого я знаю, Уорд меньше всего похож на того, над кем могли издеваться в школе, но, как известно, внешность обманчива.
– Потому что над кем-то они должны были издеваться, Джен. А я всегда был тихим, трудолюбивым, ни шагу без отца не мог ступить. Помнишь, я тебе рассказывал, что мне нравилось изучать архивы общества охраны памятников, лазить по старинным замкам и развалинам? Так вот, больше никому из парней в моем классе это не было интересно. Они хотели курить и целоваться с девчонками. Нет, и я, конечно, тоже хотел.
Он смотрит на меня, еле заметно улыбаясь, а потом начинает смеяться, но смех его получается каким-то грустным.
– И на физкультуре я мог играть далеко не во все игры. У меня была ужасная астма. Учитель заставлял меня круги на поле наматывать до тех пор, пока у меня дыхание не перехватывало.
– И как долго над тобой издевались?
– Три года. На каникулах я проводил много времени с бабушкой и дедушкой. Мой отец был адвокатом, он все время торчал в суде, так что мама отправляла меня в Девон. У дедушки был сарай, и там на верстаке лежала морская карта. Он рассказывал про сокровища, лежащие на дне океана. В сарае было очень много деревянных балок, и я мечтал построить лодку и уплыть далеко-далеко. Я все спланировал. Сначала я бы дотащил лодку до ручья, потом выплыл бы в протоку, затем в реку, а потом оказался бы в открытом море. Только я и лодка, и немного бутербродов. И я бы плыл по волнам в поисках этих несметных сокровищ.
Это первый раз, когда Уорд со мной так откровенничает. Я смотрю на него, и меня охватывает желание дотронуться до его щеки или провести рукой по его роскошным волосам.
– И что случилось? Те сволочи остались безнаказанными?
– Да. Мама ходила в школу – разговаривать с учителями, но с папой разговаривать было совершенно бесполезно. Мама была мягкая, добрая, ей не нравилось, как папа обращался со мной, но она боялась его. Она попыталась объяснить папе ситуацию, но он отказывался верить, что над его сыном кто-то может издеваться. Через год после этого случая мне надоело терпеть. Мама разрешила мне дать сдачи. Один решающий удар – и цель нейтрализована.
Уорд улыбается, но я могу видеть в его глазах боль.
