– Привет!
Она останавливается, увидев мое лицо.
– Что случилось?
Я молчу.
– Дженьюэри?
Бабушка завозит свой чемодан в дом и хватает меня за руку.
– Что случилось???
Выслушав все о сегодняшней встрече, бабушка шепотом говорит:
– Он не придет. Подведет тебя снова.
Я слышу в ее голосе дрожь, страх, который она пытается скрыть.
– Не хочу видеть этого человека рядом с нами, – чеканит бабуля, не в силах совладать с чувствами. – Он не может здесь появиться.
Мы последний раз проверяем паспорта перед посадкой, и я чувствую смесь огромного облегчения и острого разочарования от того, что бабуля оказалась права. И о чем я только думала, когда ему поверила?
Стюард подводит нашу троицу к отдельной очереди для мамочек с детьми.
Мы заходим в салон и занимаем места. Я помогаю бабуле уложить сумки в отделение для багажа. Газету она убирать не хочет – будет разгадывать кроссворд. Айла хочет оставить свою счастливую подушечку из розового флиса, которую везде носит с собой.
Он не пришел. Проснулся и решил не усложнять себе жизнь. Люди не меняются.
Пассажиры потоком устремляются на борт. Бабуля разворачивает пакетик мятных леденцов и протягивает мне.
Я откидываюсь в кресле и закрываю глаза – от недосыпа они гудят. Пытаюсь урвать хоть минутку отдыха, пока Айла чего-нибудь не захотела.
– Забавный дядя, ха-ха, – вдруг говорит она.
Я открываю глаза. Бабушка никогда его не видела, но по тому, как Дэн идет к нам, она сразу все понимает. Взгляд ее становится холоднее и острее кинжала.
Не думаю, что когда-нибудь боялась чего-то больше, чем операции Айлы. Мысль, что Дэн может вернуться в мою жизнь, – на втором месте.
21
2014 год
Сентябрь в разгаре. Поезд мчит меня в Грин-Парк, а я вспоминаю о событиях последних нескольких месяцев. Большую часть лета на работе было затишье. Обычно так всегда на рынке недвижимости в это время года. Однако в начале июля мы изо всех сил боролись с другими агентствами за Ситтингборн-Парк. Грэм, Надин и я были как на иголках, когда Уорд и Люси делились результатами торгов. По напряженности ситуация очень напоминала ежегодные «Большие скачки» – там тоже никогда не знаешь, кто первым придет к финишу.
С Тоуд-Холлом все разрешилось благополучно. Хотя сначала мистер Кэллахан ворчал, потом оказалось, что он был доволен результатом. Он даже послал нам садового гномика с надписью: «Спасибо».
– Это тебе, – передал Грэм гномика Люси.
– Ну нет, как я могу забрать у тебя такой шикарный подарок, – ответила та, передавая гнома обратно Грэму. В конце концов гном достался Надин.
Дом миссис Робертс мы тоже пристроили. Она послала мне милое благодарственное письмо, где написала, что я научила ее отпускать события прошлого. Кто бы мне подсказал, как это сделать…
Атмосфера в нашем офисе определенно улучшилась. Неизвестно, благодаря чему – или тут сыграло роль количество удачных сделок, или то, что мы помирились с Уордом. Он в «Шервудс» уже почти полгода. Особенно дружеские отношения у них с Надин – я посоветовала ей перестать его бояться. Мы же с ним и вовсе стали друзьями, после того ужина в офисе в пятницу вечером. Он внимательно выслушал мой рассказ про Дэна и затаил дыхание, когда я описывала сцену встречи на эскалаторе.
– Ему повезло, что ты дала ему второй шанс, – сказал он. – Вот если меня кто-то обидел, то у нас с тем война.
Я попыталась расспросить его о конфликте со Спенсером, но Уорд все время повторяет, что у них разногласия по работе. Тут как-то замешан Джереми. Он знает ключ к разгадке этой таинственной истории, правда, я не понимаю, почему меня так сильно это волнует.
В некотором смысле я рада, что Уорд знает о существовании Айлы. Он часто спрашивает о ней, и мне это приятно. Айла пошла в среднюю школу в Брук-Грин. На прошлой неделе Уорд спросил, как прошел первый день моей дочери в школе. В школьной форме – черной юбке до колена, желтом свитере и красном галстуке в полоску – она прекрасна. Каждое утро совместными усилиями мы завязываем ей галстук. Так как у Айлы не очень хорошо с координацией, галстук обычно завязан криво.
– Наверное, он вчера перепил, – предполагаю я.
Поезд останавливается на углу Гайд-Парка. Теперь мне нужно пройти одну остановку пешком. Я снова возвращаюсь мыслями к Уорду. Мы особенно не успели с ним пообщаться после того вечера. Я была в отпуске две недели, и в августе мы с Айлой поехали к Лиззи. Она познакомила меня со своим новым бойфрендом, Дэйвом, который мне сразу понравился. Он оказался добрым, веселым, с удовольствием дурачился с Айлой в море, и он казался по уши влюбленным в Лиззи, и я его понимаю. А Уорд в июле на две недели уехал в Португалию. Правда, он все время звонил в офис, и Надин в какой-то момент его даже пожурила:
– Да перестаньте вы нам названивать! Вы же с женой – вот и отдыхайте.
К тому же я старалась сохранять дистанцию. Уорд женат, и я не хочу забывать об этом и привязываться к нему слишком сильно. Не важно, что я чувствую к нему, но, если честно, я скучала по работе, и дело тут было явно не в брошюрах.
Вечером своего последнего дня в Греции я нашла себе красивого мужчину, потому что точно знала, что на следующий день улечу домой. Даже имя его не помню, только его прикосновения. Мы танцевали, и я наслаждалась каждым моментом; сто лет так не улыбалась и не хохотала над шутками. Но Уорд тоже как-то ухитрился проникнуть в мои мысли. Хотя не должен был.
Садясь на кресло, Грэм кашляет. Мы с Люси смотрим на него в ожидании.
– А что такое? В Лондоне опять смог, – говорит он наконец.
Уорд что-то печатает у себя в ноутбуке.
– Пора начинать. Итак, что у нас по поводу Броудхерста, Грэм?
Хотя Спенсер подглядел наше предложение, супруги, продававшие Броудхерст, решили воспользоваться услугами нашей фирмы, а не «Баркер и Гулдинг».
– Выставлен на продажу.
Мы ждем продолжения очередной истории про булочки и всего такого прочего. Но Грэм молчит.
– Великолепно. Держи меня в курсе, – говорит Уорд. – Саттон-Парк-Хауз?
– Выставлен на продажу, – снова говорит Грэм.
– Когда придет оценщик?
– Сегодня.
Вот сейчас, сейчас он скажет, что может пойти не так при оценке. Но нет.
Уорд прокручивает список.
– Юли-Мэнор в Глостершире?
– Завтра в двенадцать тридцать, – отвечаю я.
– Ты едешь со мной, Дженьюэри.
Я выпрямляюсь в кресле.
– Что? Я?
