Решив уйти, я начинаю:
– Нам нужно…
– Когда у нее день рождения?
Мне двадцать два. Подгузники, ипотека, поездки в парк. Не сейчас…
Я иду дальше, мои руки дрожат.
– Это ведь моя дочь? – говорит он.
В эту секунду у меня есть выбор – уйти не оглядываясь или оглянуться. Я боюсь и того, и другого. И очень сильно хочу проучить его.
Буду экономить. Я могла бы взять кредит…
Я иду дальше, сквозь толпу. Не могу заставить себя оглянуться. Вскоре я уже стою на платформе. До приезда поезда в сторону Илинг-Бродвей три минуты. Самые длинные три минуты в моей жизни. Ну же. Ну же.
Я чувствую, как кто-то схватил меня за руку. Больно.
– Отпусти меня, – выдергиваю я свою кисть из его ладони.
– Ты ничего мне не сказала!
Во мне закипает ярость.
– Ты просто сбежал! Изложил свою позицию предельно ясно – и сбежал.
Дэн повторяет, словно в состоянии крайнего потрясения:
– Ты ничего мне не сказала. Ты должна была мне сказать.
– Каким образом? Я пыталась тебя найти. Ты думаешь, я хотела пройти все это в одиночку? – кричу я.
– Значит, ты плохо пыталась! У нас ребенок!
Я отхожу подальше, понимая, что мы привлекли зевак, но мне уже все равно.
– И что бы ты сделал? Вдруг изменился и стал бы заботливым отцом? – с плохо скрываемым сарказмом произношу я.
– Я думал, что ты разобралась с этой ситуацией, – бормочет он.
– То есть так бы ты хотел, чтобы я с ней разобралась? Куда ты уехал?
– В Нью-Йорк, – говорит Дэн, краснея, – я получил место на курсах журналистики. Я только что вернулся.
Он останавливается.
– И в тот вечер ты хотел сообщить мне эту радостную новость?
– Собирался позвать тебя с собой.
– А я-то, дура, пришла и все испортила, да?
Он смотрит на Айлу.
– Мне жаль.
– «Мне жаль»! Чертовски паршивое «жаль»! На самом деле не испортила я ничего, потому что ты бы в любом случае меня бросил. Просто сделал свой выбор и надеялся, что я сама со всем разберусь и тебя не будет мучить совесть!
Подъезжает поезд, а Дэн беспомощно стоит передо мной. Надо же – я ведь так часто представляла себе этот момент; как заставлю его заплатить за свою слабость.
– Выбор сохранить Айлу было одним из самых трудных решений, которые я когда-либо приняла. Но единственное, о чем я сожалею, что родила ее от тебя.
– Мама? – пытается привлечь мое внимание Айла.
– Кто это?
Она указывает на Дэна.
– Забавный дядя.
Дэн проводит рукой по волосам, и в глазах его отчаяние.
– Дженьюэри, что бы ни произошло между нами… Нет, постой, не начинай, – призывает он, потянув меня обратно.
– Мы можем все обсудить?.. Я был молод, я не знал, как быть, но я ее отец.
– Отец, которого не было рядом на родах, который не видел ее первой улыбки. Которого не было рядом, когда она впервые попыталась встать и пойти… – говорю я, видя, как Дэн смотрит на ее ходунки.
– Отец, который был в Нью-Йорке в тот день, когда мне сказали, что у Айлы церебральный паралич! Я кучу раз тебе звонила, пыталась тебя найти, думала, что надо тебе как-то сообщить.
Дэн смотрит на Айлу, затем на меня.
– У нее церебральный…
– Ты просто эгоистичный ублюдок, Дэн. Ни я, ни Айла в тебе не нуждаемся.
Отчаявшись и еле переводя дух, я смотрю, как наш поезд отъезжает от платформы.
– Мама, – говорит Айла, улавливая мою нервозность.
– Поверить не могу, – говорит Дэн. Его словно ударили под дых – такой у него вид. – Поверить не могу… – повторяет он тупо.
– Поверь. И забудь о нас. Возвращайся к своей прежней жизни, – цежу я сквозь зубы.
– Мы не можем встретиться, все обсудить наедине? – тихо говорит Дэн, указывая на Айлу. – Как насчет завтра?
Я качаю головой, твердо решив, что на следующем поезде – что бы он ни сказал – уеду.
– Послезавтра?
– Нет.
– Дженьюэри, пожалуйста, ты должна…
Во мне снова вспыхивает гнев.
– Я не должна тебе ничего.
– Ничего, – повторяет за мной Айла.
– На выходных?
Я качаю головой, Дэн с раздражением отворачивается.
– Мы улетаем в Америку, – говорю я ему в спину.
– На каникулы, – говорит Айла. – Доктор будет чинить мне ножки.
Дэн оборачивается и смотрит на меня с оторопью.
– Надолго?
– На Рожжество! – говорит Айла.
– Дай мне твой номер, пожалуйста, – Дэн шарит у себя в кармане, достает визитную карточку, протягивает мне ручку и снова опускает голову, глядя на Айлу. Она смотрит на него с любопытством, перетаптываясь. Я вижу, что он заметил ее сапожки, достаточно свободные, чтобы туда помещались лонгеты.
Дэн становится на колени и улыбается, говоря:
– Привет, Айла. Какое красивое имя.
Я отворачиваюсь, не в силах взглянуть ему в глаза. Сжимаю ручку. Придумать номер или написать настоящий?
Мой мобильный звонит, едва я пришла домой и успела поставить чайник.
– Что там с Америкой? – говорит Дэн.
Я рассказываю ему обо всем. В каком-то смысле я хочу, чтобы он знал, что произошло; чтобы он понял, через что мы прошли; через что Айла, его дочь, проходит каждый день. Сообщаю, что завтра утром мы вылетаем рейсом BA6945 в Чикаго. Описываю каждую деталь нашей жизни, убедившись, что он осознает весь риск, связанный с операцией, убедившись, что он понимает – это наша жизнь, а не его. Дэн слушает молча, ни разу не перебив меня. Когда я уже собираюсь повесить трубку, он говорит:
– Я лечу с вами.
И прежде чем я успеваю что-нибудь возразить, добавляет:
– И ты не сможешь мне запретить.
Я смотрю на Айлу через дверь кухни.
– Ты ей никто.
– Скажи, что я друг семьи.
– Нет, Дэн, ты не можешь так просто…
– Но это важно. Она моя дочь. Вдруг она никогда не сможет ходить.
– Дочь, которую ты не хотел.
В дверь звонят, и я подпрыгиваю от неожиданности.
– Бабуля! – говорит Айла.
Я вешаю трубку. Он звонит снова, но я сбрасываю звонок.
Потрясенная, я впускаю ее. Бабуля распахивает объятия.
