– Твоя мама так гордилась бы тобой.
Я вспомнила сцену из своего детства. Как-то раз, запутавшись во всем окончательно, я спросила бабулю:
– Мне называть тебя мамой?
Она взяла меня за обе руки:
– Ты можешь, конечно, но я ведь твоя бабушка. А Тимоти – твой дедушка. Я думаю, мы должны сохранить порядок в семье, верно?
Я покачала Айлу на руках.
– Но это же ты моя мама, бабуля, – со слезами на глазах сказала я. Я подумала о последних шести месяцах, о том, как они с дедулей просто поддержали меня, не пытаясь судить, только обиделись на Дэна, но сделали все возможное, чтобы это скрыть. Только в дедушкиных глазах отражалась вся правда. Мужчины так не поступают. Дэн, конечно, отец моего ребенка, но, совершив такую подлость, джентльменом в глазах моих родителей он быть перестал.
Через несколько дней после того как мы с Дэном встретились в баре в Ноттинг-Хилл в ту роковую ночь, когда Дэн так ясно обозначил свою позицию по поводу желания, а точнее, нежелания заводить детей, я позвонила ему в надежде, что у нас получится что-то придумать. Однако его номер был недоступен. Тогда я пришла к нему в квартиру на Норт-Энд-роуд.
– Он уехал, – ответил его бестолковый сосед по квартире.
– Куда?
– За границу, я думаю.
– За границу? – удивилась я.
– Да, ну, то есть я видел, как он ищет свой загранпаспорт, – пожал он плечами.
– Что еще он сказал?
– Ничего особенного. Только оставил плату за аренду за месяц на столе. Но ему правда не терпелось поскорее уехать.
Я позвонила в бывший офис Дэна, однако напрасно. Никто ничего не знал; казалось, их это и не особенно интересовало. Дэн явно подвел своего начальника. Я перечитала его старые сообщения:
«Прости, задержусь допоздна на работе. У меня шикарные новости! Нужно кое о чем тебя спросить! Скоро приду. Д.»
Теперь я уверена, что в данном случае все это как-то было связано с его работой. Я стала искать лучшие журналистские курсы за границей, но было очень сложно разобраться с ними, потому что я даже не знала, в какую страну он собирался. Потом я поняла, что он собирается рассказать мне тем вечером о какой-нибудь волшебной возможности, которую подарила ему судьба; может быть, он даже предложит мне уехать за границу вместе с ним. И теперь в его поведении был какой-то смысл – он ведь думал не о том, что не хочет ребенка, просто ребенок мешал исполнению его мечты.
– Я люблю тебя, Дженьюэри… может быть, в следующий раз… – сказал он.
В течение дальнейших нескольких месяцев каждый раз, когда я думала о Дэне, мне становилось невыносимо больно и я начинала сомневаться, что смогу воспитать ребенка одна. Однажды я даже записалась к врачу на аборт. Лиззи предложила пойти вместе со мной и собиралась взять отгул на работе, но на другой день я отказалась.
– Вот тебе и ответ, – сказала она. Поэтому я приняла решение, зная, что Дэн уже не вернется. Он не хотел, чтобы я его нашла. Он сделал все, что было в его силах, чтобы стереть меня и нашего ребенка у себя из памяти.
Айла – счастливый ребенок. Она много смеется, как будто кто-то все время рассказывает ей очень смешные шутки. Я помню ее первую улыбку; ей было тогда недель шесть. Это была настоящая улыбка. Все ее лицо озарилось светом. Айла улыбалась даже своими темно-голубыми глазами. В этой улыбке было что-то от Дэна, и мне впервые стало жаль этого засранца. Он прохлопал такой момент!
Приходит Лиззи с бокалом вина – лучшее лекарство в конце сложного дня. Она сообщает, что собирается начать готовить картофель для запеканки.
– Женишься на мне? – говорю я.
– Расслабься, милая, – отшучивается она. – Подними ноги. Когда все будет готово, я позову.
Я делаю большой глоток вина. И еще один. Может, я просто слишком впечатлительная. У Айлы хороший аппетит, и некоторые дети вправду развиваются медленнее, чем остальные, и небольшой спазм, ну…
– Детям нужно плакать, это полезно для их легких, – обычно говорила бабуля в первые несколько месяцев – я все время ей названивала и жаловалась, что Айла постоянно плачет. Когда Айле исполнилось восемь месяцев, ей сделали снимок таза, но, конечно, на снимке не было ничего страшного, а в девять месяцев она уже садилась в своем креслице.
– У нее хороший аппетит, – сказал семейный доктор, – ребенок развивается в норме.
В тот момент его обещания меня успокоили, но в течение следующих нескольких месяцев я снова забила тревогу. Беспокойство – что плющ; оно продолжает расползаться по вам, пока не выйдет из-под контроля. Как раз сегодня я пришла на собрание мамочек, с которыми мы учились на курсах подготовки к родам. Дети такого возраста, как Айла, обычно не играют друг с другом, а сидят бок о бок, но каждый при этом занимается своим делом. Кто-то складывал кучку из разноцветных кубиков, кто-то играл с детским кассовым аппаратом. Я продолжала смотреть на Айлу, надеясь, что она быстро соберет свой пазл с изображением животного. Но ее движения были замедленны, словно она запаздывала, не вписавшись в общий ритм.
– Разве она не прекрасна? – сказала одна из моих подруг по группе, а я смотрела на Айлу, которая уставилась вперед, словно в трансе, как будто наблюдала за чем-то со стороны.
Что-то не так. Что-то здесь не так. Я беру свой бокал вина и иду к Лиззи на кухню, решив сегодня рассказать ей про группу Айлы.
– Я была странным ребенком, – говорит она, разминая картофель, в то время как я натираю на терке сыр, – никогда не хотела играть. Только и делала, что спала да ела. Мама сказала, что я была идеальным ребенком: для счастья мне нужны были лишь еда и одеяло.
Я молчу.
– Каждый ребенок ведет себя по-своему, Джен, так что не волнуйся.
На следующее утро мне немного легче – я решила, что Лиззи права. Должно быть, у врачей уже отрицательный рефлекс на всех этих чокнутых мамочек, которые начинают поднимать панику по любому поводу и чуть что несутся сдавать анализы. Я иду в комнату Айлы. Она такая спокойная, такая умиротворенная. Я вынимаю ее из кроватки.
– Проснись, соня, – говорю я, поднеся ее к себе поближе, а потом морщу нос. Входит Лиззи. На ней полосатая пижама и кофта, волосы собраны в небрежный пучок.
– А смена подгузников в обязанности крестной входит? – спрашиваю я.
– Нет уж, пусть этим занимается профессионал. Поставлю чайник.
Укладывая Айлу на пеленальный стол, я снова рассматриваю ее ножки. Одна длиннее другой, и это сразу видно.
Айла хнычет.
– Сейчас, я быстро, моя девочка! – Я тянусь к нижней полке, где лежат подгузники.
Мышечный спазм не облегчает процесс смены подгузников. Но это ведь нетрудно? Она смотрит на меня своими невинными глазками, как будто хочет что-то сказать.
Почему я не могу избавиться от этого чувства? Что-то не так. Я знаю что. Что-то не так, и никто не сможет убедить меня в обратном. Ни Лиззи, ни бабуля, ни даже доктор. В понедельник я первым делом отведу мою маленькую девочку к врачу и не уйду, пока они не скажут мне, что ее беспокоит.
