– Я не могу, извини, – Лукас никогда не распространяется о своих планах. Одному Богу известно, куда он собирается и с кем встречается.
Он неловко прокашливается:
– Так, собственно, что я звоню: мне нужна подпись свидетеля, очень важный документ один нужно подписать, можно я заскочу к тебе чуть позже?
– Конечно! – Я отвечаю, смирившись с тем, что Лукас никогда не изменится. Он кладет трубку.
Звонят в дверь, и Спад начинает лаять.
– Это всего лишь я, Спад, – слышу я голос Лиззи сквозь щель почтового ящика.
Глядя на Лиззи с двумя чашками кофе и сумкой, набитой предметами первой необходимости, я чувствую прилив радости.
– Я тут принесла пару фильмов, журналов, шоколадок, немного вина и омолаживающие маски для лица.
Она кидает сумку на диван.
– Но, во-первых, пойти и переодеться. И ты, Спад, тоже оденься. Я уточнила в пабе. Туда и с собаками можно.
В тот вечер мы с Лиззи пьем вино и смотрим телевизор. На нас маски для лица цвета брокколи – если бы сейчас в дом вломился грабитель, он бы до смерти испугался. Я размышляю – чем, интересно, Дэн и Фиона развлекали Айлу: они, наверное, уже избаловали ее вконец – разрешили есть тесто от пирожных, заказали на ужин пиццу. Наверное, Айла уже рассказала Фионе все о своей школе и как ее занудная старушка-мать заставляет ее носить лонгеты.
Лиззи выключает телевизор и поворачивается ко мне:
– Ты ведь думаешь о них?
Я встаю и подхожу к книжной полке. Беру фотографию Айлы. На фото ей всего пара месяцев.
– Ты не должна рассматривать Фиону как потенциальную угрозу, – успокаивает меня Лиззи.
Глупо так думать, но я правда считаю, что для Дэна все это очень серьезно. И Фиона теперь играет роль в его жизни.
– Я пытаюсь разобраться во всем, но…
– Не паникуй, Джен, еще не время.
Глядя на Лиззи в маске с таким серьезным лицом, я не могу сдержать улыбку.
– Спасибо тебе за то, что ты мой полночный друг, – говорю я, вернувшись к дивану и взяв ее за руку.
– И тебе спасибо, что ты мой. Никогда нельзя знать наверняка, Джен, а вдруг Фиона хорошая, – предполагает Лиззи.
Она снова включает телевизор, и я притворяюсь, что смотрю его, только мысли мои совсем далеко. Я вспоминаю самые ранние дни детства Айлы. Лиззи права. Мы прошли через столько вместе! И именно поэтому так трудно подпустить к себе кого-то еще.
15
2004 год
Семь вечера. Айле два года и месяц. Я помыла ее, дала горячего молока, и она уснула.
Лиззи и я провели день с друзьями. Она до сих пор работает в туристическом агентстве в Южном Кенсингтоне, на той же работе, которую она нашла еще тогда, когда мы с Дэном только встречались. Все девять месяцев моей беременности она проработала в лондонском офисе, а потом, с апреля по октябрь прошлого года, начальство отправило ее в Грецию, на остров Паксос, в качестве местного представителя. Там она отвечает за все виллы и их постояльцев. И хотя Лиззи скучает по своему женатику, с которым никак не может расстаться, она любит путешествовать, так что эта поездка стала для нее настоящим подарком судьбы. К тому же ее роман с островом развивался куда более стремительно. Но работа оказалась не только летним раем с соломенными шляпками, оливками, коктейлями, белым песком и бирюзовой водой.
– Я зарабатываю каждую копейку, – сказала она мне примерно через четыре месяца, когда вникла в работу. – Ты не поверишь, Дженьюэри, какие тупые вопросы тут задают. «Когда кончится шторм?» Как будто я экстрасенс! «Скажите ослам, чтобы перестали реветь!»
Лиззи живет в стареньком коттедже в оливковой роще, с небольшим скотным двором.
– Если погода плохая, виновата в том я, – продолжала она, – если самолет попал в зону турбулентности, в этом, конечно же, виновата тоже я. Но я должна улыбаться все время, и если из-за музыки на дискотеке прошлой ночью кто-то не мог уснуть…
– …виновата в том ты, – закончила я.
В первый год жизни Айлы мы с Лиззи созванивались регулярно. Я очень сильно по ней скучала, потому что свежи еще были воспоминания о нашей размолвке с Дэном. Мои новости обычно ограничивались походом в парк, визитом к доктору или рассказом о том, как мы с моей дочерью гостили у моих бабушки с дедушкой в Корнуолле, Лиззи же рассказывала то о вилле, которую не успели достроить в срок, то о корабле, врезавшемся в пристань прямо рядом с барами, потому что капитан просто забыл бросить якорь.
– О, и Джен, ты просто должна увидеть этих несчастных девушек, когда приходит пора уезжать. Они считают, что у каждой из них был идеальный курортный роман. Собственно, я тоже успела тут кое с кем закрутить. Я смотрю, как их греческие боги машут им на прощание, а потом отправляются к следующей толпе свежеприехавших туристов.
Когда Лиззи вернется в Грецию, я буду скучать по ней сильно-сильно. На самом деле, как бы сильно я ни любила Айлу, мне очень одиноко быть матерью. Я скучаю по своей работе в литературном агентстве и по зарплате, но я подсчитала, что, если бы не ушла с работы, как изначально планировала, почти вся зарплата уходила бы на беби-ситера. И к тому же первый год с Айлой выдался как нельзя более трудным. Мне пришлось перезаложить дом. Я продолжаю повторять самой себе, что мне повезло иметь собственный уголок. Да, я стеснена в средствах, но кто сейчас в них не стеснен? Миллионам матерей куда хуже, чем мне. Я каждый день напоминаю себе, что сама сделала этот выбор.
В мои мысли врывается голос Лиззи: она говорит, как говорят обычно лишь лучшие друзья, что я неважно выгляжу, и, откупоривая бутылку вина, настоятельно советует мне прилечь. Я больше не кормлю грудью. Я прохожу мимо игрушек и книг на полу и подхожу к дивану. Я закрываю глаза и расслабляю ноги, уложив их на диван и пытаясь отогнать от себя дурное предчувствие насчет Айлы. Весь первый год ее жизни я только и делала, что возила ее к врачу. Айла не садилась так, как другие дети в ее возрасте, и мышцы ее бедер странно себя вели, но больше всего меня беспокоил спазм в ее ногах.
Айла родилась 31 января 2003 года. Роды были тяжелыми. Айла застряла в родовом канале – то шла вперед, то, наоборот, приостанавливалась, и мне было так нечеловечески больно, что я поняла, почему некоторые матери умирают во время родов. Я думала, что их ряды скоро пополню и я. Наконец Айла с шишкой на голове оказалась у меня в руках, и боль сразу как рукой сняло. Она была такой маленькой, розовой, и когда медсестра сказала мне, что все хорошо, что ребенок нормально дышит, мое сердце наполнилось радостью и облегчением. Я никогда не была счастливее, чем тогда, на больничной койке, измученная, но ликующая, держащая на руках свое маленькое чудо. На мгновение я подумала о Дэне и почувствовала, что плачу. Помню, как Айла своими крошечными пальчиками сжала мою руку, и я поняла – даже несмотря на то, что я мать-одиночка, решение оставить ребенка было правильным. Из-за занавески выглянула бабуля. Она присела на кровать, наблюдая за нами с Айлой. Слова были лишними. Наконец она сказала:
