Батальон китайского спецназа «Зеленый дракон», залегендированный под партизанский отряд. И тридцать русских парней — инструкторов, в бой пошли все — раз такая пьянка, режь последний огурец! Нам помогло, что в этой истории не было Арденн, когда американцы плотно познакомились с «Бранденбургом» — и в Китае до того дня действовало негласное правило: белые люди друг друга непосредственно, в наземных сражениях, лицом к лицу, не убивают! Потому никто не увидел врага в трех десятках людей в американской форме, правильно говоривших по-английски, въехавших на базу поздно вечером, в двух «студебеккерах». Точное расположение базы и ее внутренний распорядок мы знали, что-то от друзей-китайцев (часть персонала там была местной), что-то от допроса сбитого американского пилота. В начале той войны соблюдались правила — сбитых летчиков (если они попадали не к китайцам, нашим и Чана, а к белым людям) берегли, и после обменивали. Этому же американцу предстояло испытать на себе все прелести походно-полевого допроса — ну а после милостливую смерть.
И горело на базе, и взрывалось. Тридцать профессионалов, четко знающих каждый свой маневр, могут сделать очень много. Особенно когда их поддерживает батальон, притащивший реактивные минометы. Бедные американские мальчики не воспринимали войну всерьез, для них это было не больше чем приключением и поводом послать домой геройские фотографии. Резать их сонных было не труднее, чем немецких фольксштурмистов у Зееловского моста. Мы только старались не думать, что будет, если от взрывов на складе боеприпасов сдетонируют и атомные бомбы — теоретически не должны, но вдруг? А после мы сумели оторваться, всего с четырьмя «двухсотыми», хотя «трехсотых» было девять. А вот китайский батальон, прикрывающий наш отход, полег почти весь, после по всему народному Китаю славили павших героев, — а нас там не было, совсем, мы даже наград не получили, за то конкретное дело! Но я и сейчас горжусь той работой — В-47 так и не взлетели! Война после этого пошла по совсем другим правилам, беспощадным, — но больше американцы к нашей границе со своими базами не совались, поняли урок!
Если бы я после остался в армии… Советский спецназ бурно рос, мне реально было, с моим послужным списком, оказаться на генеральской должности командира бригады. Но захотелось приключений на свою голову, и новых впечатлений — и пошел по «политике». О прочих делах не расскажу никому и никогда — лишь о последнем, с этой африканской сволочью, который «отец нации», подобие Пол Пота и папы Дювалье в одном флаконе! В самом начале действительно баловался марксизмом, из которого понял лишь, «кто был ничем, тот станет всем». Ну а в Африке «власть» это всегда существительное, а «социалистическая, народная, демократическая» не больше чем к ней прилагательное. Поначалу обличал колониализм и даже успел посидеть в тюрьме, а как дорвался до трона, началось такое! Отправил под топор всех своих прежних соратников по борьбе. Усвоив, что все эти соратники были людьми с каким-то образованием (мелкие чиновники, бухгалтера, младшие офицеры и сержанты колониальной армии), объявил войну учебе вообще, позакрывал все школы, перестрелял учителей. Реально опирался не на партию и даже не на армию с полицией, а на криминальную группировку, с характерным названием «Армия каннибалов», которым жалованья не платил, взамен разрешив забирать имущество у «врагов революции». В «каннибалы» шли жители северных провинций, у себя живущие в каменном веке, — те, кого судьба занесла в города. Увлекался ритуальным людоедством — всерьез веря, что сожрав какую-то часть тела своего врага, перенимает его качества. Естественно, прикончить столь «любимого» правителя находилось множество желающих. Но так как он формально считался «другом СССР», а его страна, «сделавшей социалистический выбор», то мы должны были эту тварь защищать! Я — решил иначе.
— И мы, и американцы — повторяем ошибки из будущего. Ставим на разную мразь и утешаемся: мол, это — сукины дети, но они — наши сукины дети. Позволяем им творить всякое дерьмо, лишь бы они были нам верными.
— Валя, ты крупно не прав, — Брюс, почему-то расслабившись, хлопнул меня по плечу, — как раз мы-то стараемся с совсем уж законченными мерзавцами не связываться. Тот поганейший тип выполнял очень полезную работу. Тебе объяснить, что такое в Африке трайбализм, родоплеменные отношения, — когда наверх тянут и судят в пользу прежде всего «своих»? Так эта мразь, которую ты прикончил, дай ей еще год-два — и он вывел бы в ноль всю родовую аристократию, всех этих местных царьков, старейшин и вождей. И мы получили бы тридцатимиллионную страну, где в недрах лежит половина таблицы Менделеева — ну а «отец нации» получил бы по заслугам, от возмущенного народа, или даже от нас, если бы так решили в Москве, долгая жизнь ему уж точно не светила! У тебя формы допуска не хватало, — а то тебе бы объяснили. И смешал ты нам всю игру — и если помнишь, что в той стране началось после? Целых шесть претендентов (до которых «отец» не успел добраться) тут же стали делить трон, тут еще и соседи влезли, науськиваемые американцами (чтобы самую богатую рудную провинцию оттяпать), — вышло, помнишь, как дон Румата говорит, «макровоздействие, а что потом»? Считается, что за два года погибло восемь миллионов, если считать еще и голод, и болезни — пропорцию оцени, это больше, чем у нас в Отечественную! Тебе сказать, во сколько нам обошлось после загасить этот пожар? И уже «прогрессивным силам», вызывая недовольство населения, пришлось доделывать то, что не успел «отец», в смысле истребления племенной знати и превращения всех в единую нацию, а не скопище племен! А пару раз приходилось и советский спецназ подключать, чтобы какой-нибудь вождь Большая Горилла убрался к сатане, вместе со всем семейством, — да, и наследников тоже! Вот что ты натворил, сунувшись со своей мордой в калашный ряд…
Я ухмыльнулся. Ведь Смоленцев должен знать, из-за чего там все случилось. Я к тому времени имел за собой личное кладбище, немногим меньше, чем у самого «Брюса», и хорошо помнил, что «отбросов нет — есть кадры», и что «это наш сукин сын». Что заставило даже меня тогда сорваться — нет, не аффектом, а хладнокровно продумав, приговорив и выполнив приговор? Так всему есть пределы, знаете ли…
У Отца Нации была страсть к коллекционированию. Не к безобидному занятию собирательства марок, монет, гостиничных наклеек, авторучек, а также картин, бриллиантов, лимузинов и яхт — Отец Нации же коллекционировал вкус людей, которых съедал. Я не шучу, это было зафиксировано документально, и я сам был свидетелем, как он перед нашим послом витийствовал о своем гастрономическом интересе. Посол слушал, морщился и показательно улыбался. В этой реальности мы не вбухивали миллиарды в каждую обезьяну, только слезшую с пальмы и научившуюся произносить слово «социализм» — рудники, обогатительные фабрики, плантации, дороги и прочие хозяйственные объекты, были собственностью «на долях», преимущественно нашей, какой-то процент шел и в местную казну. Ну а подарки лично Отцу Нации, позолоченный «Мерседес», златоустовская сабля и тому подобное — это масштаб примерно как во времена колонизаторов, богатства страны размером с пол-Франции в обмен на зеркальца и бусы.
Жирная черная тварь распиналась, что самое нежное мясо — женщин и детей. К тому же у него есть и вторая страсть — перепробовать женщин всех наций, как в прямом, так и опять же в гастрономическом смысле. Мы достоверно знали, что стало с француженкой, его любовницей и секретаршей, всегда появляющейся с Отцом Нации на публике, и вдруг куда-то исчезнувшей, за две недели до того. Посол слушал разглагольствования и кивал. Ему надо было договориться о какой-то концессии. А мне по большому счету было плевать. Пока Отец Нации не выдал:
