Машину Легаре оформил на Гали, торжественно вручив ей документы.
— Завтра начну тебя учить.
— Ты такой милый. А куда поедем?
— Подальше от Парижа. Правила у нас суровые. Поездим за городом, потом сдашь на права.
К безмерному удивлению Легаре — а удивляться ему теперь приходилось постоянно, — Гали после первых же уроков вела себя за рулем свободно, и порой ему казалось, что она когда-то водила машину, но держала это в тайне. Так или иначе, через месяц он доверял ей уже поездки по Парижу, сидя, разумеется, рядом, готовый в любой момент признаться полицейскому, что «лишь на минуту доверил управление мадам». Гали к тому времени знала Париж лучше многих коренных парижан, которым знакома лишь ближайшая булочная, пивная и автобусный маршрут до места службы. Но дотошный Легаре считал, что она ездит слишком темпераментно: «надо подождать». Конечно, он знал, что она берет машину самостоятельно. Что поделаешь — «мерс» стоит в подземном гараже ее дома на бульваре Османн, она — владелица машины. Оставалось лишь уповать на Бога и судьбу. Если бы только это… Гали, снедаемая природным авантюризмом и стремлением нарушать любые законы любого государства, вела себя крайне неосмотрительно. Хотя перед выездом ее предупреждал Анатолий:
— За тобой на первых порах будут наблюдать спецслужбы. Не допусти прокола, Галя.
Все оказалось забытым, едва она приземлилась в Орли. Гали свободно ездила по Парижу, обследуя антикварные бутики и посещая блошиные рынки в Латинском квартале. Салоны красоты и бутики Эрмес и Пьера Кардена не могли ждать, когда будет свободен Легаре. «Я же не могу постоянно выдергивать тебя из офиса или с переговоров, Пьер». Легаре оставалось лишь умолять любовницу:
— Будь предельно аккуратна, дорогая.
— Все будет comme il faut
[8], милый.
Но в один прекрасный день судьба все-таки «подставила ножку» мадам Гайяр: Гали не вписалась в поворот авантюристки, после чего припарковалась там, где это было категорически запрещено. Немедленно из-под земли вырос полицейский.
Секунда понадобилась арбатской хулиганке, чтобы принять грамотное решение.
— Мадам, вы нарушили правила. Пожалуйста, ваши права.
— О, мсье. У меня сегодня ужасный день, как хорошо, что я встретила вас!
— Понимаю ваше состояние, мадам. — Ажан был сама галантность, подкрепленная незыблемой любовью к порядку. — Пожалуйста, ваши права.
— Но я именно об этом и говорю, мсье. Вы видите — у меня нет не только прав, но и сумочки вообще. Ее украли — где бы вы подумали» — в Галери Лафайет. — Прелестные изумрудные глаза наполнились слезами, голос «пострадавшей» был полон отчаяния. — Там лежали двадцать тысяч франков — я так и не успела купить жакет, — чековая книжка, записная, абонемент в библиотеку и самое главное, мсье, — права. Мои права, о мсье, умоляю, пожалуйста, найдите вора!
— Мадам, успокойтесь, мы сейчас поедем в полицию и во всем разберемся.
Поглядеть на «несчастную русскую», ограбленную в самом престижном магазине Парижа, заглянул в отдел почти весь личный состав участка. А поскольку мадам Гайяр к тому же оказалась невероятно красива, к ее жалобе отнеслись с максимальным участием и немедленно выдали справку о том, что «права на вождение автомобиля, выданные мадам Гайяр в СССР (город Москва)» были «украдены вместе с сумкой такого-то числа в Галери Лафайет по адресу бульвар Османн, 40». А Легаре еще говорил, что французы — бюрократы! Пряча невероятный документ в карман шелковой юбки, Гали удивлялась неимоверной легкости, с которой она обвела вокруг пальца парижских ажанов: «Черта с два наш московский гаишник поверил бы моей песне». Так или иначе, но через неделю мадам Гайяр «восстановила украденные права» совершенно официально. Вопрос о сдаче экзаменов отпал за ненадобностью. Однако во время жалостных рыданий в полицейском участке Гали убедилась — смотреть и слушать ее в Комитете выучили отлично, — в какую кругленькую сумму выливаются штрафы за неправильную парковку и сколько времени придется потратить нарушителю, чтобы уладить дело. Как сложно парковаться в Париже, она уже знала. Поскольку такая ситуация Гали категорически не устраивала, исправить ее помог случай.
Мадам Гайяр очень заботливо относилась к своему здоровью, в частности — тщательно следила за зубами: прелестный крупный чувственный рот, одарявший ослепительной улыбкой, был фантастически соблазнителен. Это само по себе являлось частью капитала и одновременно — оружием в борьбе за место под солнцем. Причем поближе к светилу. Дважды в месяц она посещала частную клинику доктора Анри Шамона.
— Мсье Анри, а что это за карточки с красным крестом, которые находятся под ветровым стеклом автомобилей? Тех, что стоят перед вашей клиникой.
— А, это для полиции. Врачи имеют право парковаться в любом месте, даже там, где всем остальным запрещено. И кроме того — бесплатно.
Как уговорить доктора Шамона обеспечить ей такую привилегию, Гали прекрасно знала. Разумеется, «мсье Анри бесподобный любовник, и ужин у «Максима» изумительный. Они обязательно повторят маленькое приключение, не правда ли?». И вожделенная карточка появилась на стекле «мерседеса» Гали. Как она станет выкручиваться, если у нее потребуют документ, подтверждающий, что она врач, Гали не заботило. Все проблемы решались в порядке их поступления. О том, что в процессе наблюдения за ней французские спецслужбы могут добраться до ее махинаций, Гали предпочитала не думать.
Легаре только разводил руками, не переставая удивляться и восхищаться любимой женщиной. Ему, человеку, до сего времени и не помышлявшему оставить семью, приходилось все труднее и труднее. Мадам Легаре обратила внимание на то, как изменился Пьер после его поездки в Москву на выставку. Вначале она не слишком волновалась — ну небольшой флирт, скоро пройдет. С кем не бывает? Однако когда муж стал пропускать семейные обеды, слишком часто разъезжать по Франции («Дела, дорогая»), а по ночам оправдывать свое равнодушие: «Прости, дорогая, работа отнимает все силы», супруга поняла, что происходит нечто более серьезное, чем ординарная интрижка.
Как-то Мари, однокурсница и подружка Аннет, дочери Легаре, спросила:
— Слушай, Анн. Иду я вчера по бульвару Османн и вижу: представляешь, возле шикарного дома останавливается «мерседес», оттуда выходит твой папа, а следом — изумительной красоты дама в роскошном — от Эрмес, не иначе — платье.
— Что дальше?
— Дальше? Не знаю, они зашли в подъезд. Я пошла по своим делам.
— Она красива, молода?
— Я же говорю, изумительная, редкого обаяния. Думаю, ей не более тридцати, а там кто знает? Сама понимаешь — макияж, салоны, подтяжки. Так ты не знаешь ее?
— Узнаю. Причем в самое ближайшее время.
Следить за отцом Анн не собиралась, а просто за обедом, на котором присутствовал отец семейства, спросила в упор:
— Папа, что за женщина живет на бульваре Османн? Ты ведь часто бываешь у нее?
