– Зычно! Ну да мне-то что…
– И все-таки, как ты меня достал из этой аномалии?
– «Выжималка» любит, что пожестче. Вот я и закатил в нее булаган, благо рядом валялся. Она на него и перекинулась, дура, а тебя выплюнула. Так что все, теперь ты мой по гроб жизни.
– В смысле, твой должник? Я это помню и никогда не забуду.
– Не-а. Должник – то само собой. Только долг мне отдавать теперь всю жизнь станешь. Если попросту, ты теперь мой раб.
Плюх натужно – грудь сдавило болью – засмеялся. Стенька подхватил, ему сдерживаться было незачем. Вот только разведчику этот смех не понравился.
– Это ведь шутка? – спросил он, отчего мужчина засмеялся громче.
– Хватит! – крикнул Плюх и сморщился от боли.
– Ну, хватит так хватит, – оборвал смех Стенька. – Только ты, похоже, так ничего и не понял.
– Что я должен понять?
– Вот это, – подняв палец, обвел вокруг мужчина, – селение нашей группировки. Нас тут двести харь. Не считая вас. С вами – почти триста.
– С кем это «с нами»? – насупился Плюх.
– А ты еще не уразумел, голубок? Я ведь насчет раба не шутил. Мы и зовемся «рабовладельцами», потому что их-то как раз и держим. Надо же кому-то грязную да опасную работу выполнять. Вот и ты сейчас встанешь и пойдешь вкалывать.
– Я же… не смогу… – так еще до конца и не переварил полученную информацию разведчик, слишком уж она была дикой.
– Сможешь. Я ведь тебя не камни заставлю ворочать. На охоту пойдем, голубь лысый. Недалеко прогуляемся, не бойся.
– Из меня сейчас охотник… – невесело хмыкнул разведчик.
– Что-ты, что-ты, – замахал руками Стенька. – Разве я сказал, что ты будешь охотником?
– А кем же, дичью?
– Не сейчас, дела еще не настолько плохи, – оскалился «рабовладелец». – Ты будешь приманкой.
Плюх, скрипя от боли зубами, поднялся на ноги. Ему даже удалось на них удержаться – правда, за стену все-таки пришлось ухватиться.
– Ну, вот что, – прохрипел он. – Давай заканчивать с этим цирком. Никаким рабом я тебе не буду. Или отпускай меня, или убей сразу.
– Ух, ты гордый какой, голубок, – покачал головой Стенька. – А как же должок? Или тоже гордость рассчитаться мешает?
– Я рассчитаюсь, – процедил Плюх. – Покажу… скажу, где лежит одна штука… В общем, ты и так уже понял, что это я управлял кораблем, который взорвался. Но сам я из него катапультировался на специальном ложементе. Это техника двадцать второго века, за нее ученые дадут много всего – еды, патронов, чего захочешь.
– Эх, голубь ты мой лысый, – вздохнул мужчина. – Спасибо тебе за доброту, конечно, только слишком уж долго ты в бессознанке валялся, пропустил кое-что…
– Ложемент уже нашли?.. – с досадой выдохнул косморазведчик.
– А хрен его знает. Если кто и нашел, то мимо прошел.
– Но почему?!.. Это и правда ценный артефакт!
– Да ну?.. А его есть можно? Или стрелять из него?
– Конечно, нет.
– Тогда он не ценный.
– Для тебя, может, и нет, для других сталкеров тоже, а вот для ученых…
– Для ученых, голубок, теперь тоже лишь то цену имеет, что можно съесть или из чего можно стрелять. А дороже всего то, где можно получше спрятаться.
– Объясни.
– Вообще-то время – тоже штука недешевая, чтобы его попусту терять, ну да ладно. Тебе это знать, конечно, необязательно, но я человек добрый, да мне, к тому же, интересно будет на твою рожу поглядеть, когда узнаешь, в какой мы заднице оказались.
– Кто это «мы»?
– Мы – это мы. Все, кто в Зоне.
– Да не крути ты, ёхи-блохи, вокруг да около! – не выдержал Плюх, чувствуя, как по спине пробежал холодок от тревожного предчувствия. – Прямо скажи, что случилось?
– Полярный лис случился, вот что. Большой такой, жирный – на всех хватит.
– Но я же просил не… – поморщился разведчик.
– А ты не перебивай хозяина, раб! – рыкнул как-то очень уж серьезно Стенька. Похоже, шутить ему надоело. – Ты по-любому раньше меня окочуришься, потому что когда еда и патроны кончатся, я тебя схаваю.
– Да чего им кончаться-то?! – все-таки выкрикнул, забыв даже на время о боли, Плюх. – Потому что ученые прячутся? Зачем это им? Да и не могут они прятаться, их же в лабораторию все равно затащит!
– Тот, кто найдет, тот, может, и затащит, – не стал на сей раз огрызаться «рабовладелец». – Только, скорее, на месте прикончит – чего с ними валандаться? В общем, голубь, дело такое, что кормушка захлопнулась. Нету теперь ученым ходу наружу. Они отныне такие же, как и мы все. Как раз три дня назад это и случилось. Пришли сталкеры хабар на добро менять, отдали его, как всегда, «Контактерам»
[2], а те с хабаром же назад и вернулись: так, мол, и так, умники в лабе сидят охреневшие и выйти на ту сторону не могут. Мужики, понятно, к лабе двинули, но ученые, недаром мозги хорошо работают, смылись уже, не дожидаясь, пока их «благодарить» начнут.
– Ученые-то здесь при чем? – возмутился Плюх. – Не сами же они проход закрыли!
– А ты почем знаешь, сами или нет? Зона-то из-за их опытов-жопытов получилась, вот и опять что-нибудь намудрили, умники! А мы от этого, когда все припасы с патронами кончатся, примемся друг дружку жрать. Да уже почти начали. Теперь артефакты никто не собирает. Нынче сталкеры охотятся на тех, кого можно схавать или харч с патронами отнять – лучше вместе с жизнью, чтобы едоков меньше в Зоне осталось.
– Да не ученые это сделали! – продолжал кипятиться разведчик. – Надо было их не трогать – тогда бы они поняли, в чем причина, нашли бы выход!..
– Или вообще небо нам на бошки уронили… Нет уж, голубок, ты умников не защищай, при чужих особенно, а то прихлопнут тебя, как муху навозную, чтоб не вонял. Все, хорош пургу гнать! Ты, я смотрю, выздоровел уже, коли так запел; так что ступай должок отрабатывать.
Плюх собрался сказать, что босиком по камням он много не натопает, но Стенька и без него это понимал, бросил пару задрызганных, драных сапог – у одного даже была подвязана веревкой наполовину оторванная подошва. Но хоть впору оказались – и то ладно.
С огромным трудом, едва не теряя сознание от боли, косморазведчик поднялся по лестнице – к счастью, состоящей всего из шести ступенек. Очутился он в довольно просторной, чистой комнате с двумя небольшими зарешеченными окнами. Стены, как и в подвале, были каменными, но более-менее обработанными. Имелась там и печь, точнее, печурка – разумеется, тоже каменная. Рядом, на полу и на полках, стояли ведра, кастрюли, прочая кухонная утварь. Еще в комнате находились стол и что-то вроде широкого топчана, а также три табуретки.
