Зато к нему худо-бедно вернулись умственные способности, что не добавило разведчику радости, поскольку его обуял настоящий страх. Плюху пришлось собрать в кулак остатки здравомыслия и воли, чтобы заглушить приступы паники и сообразить, что именно с ним происходит. Собственно, для этого не нужно было даже куда-то смотреть, хватило совсем незначительной работы освободившегося от страха немедленной смерти рассудка. Ее результатом стал простой вывод: его схватили и куда-то несут «богомолы». Куда? Вероятно, туда, где они живут. В свое логово, или, скорее, стойбище. Зачем? Скорее всего, чтобы потом съесть. Другие варианты выглядели слишком натянутыми, а то и откровенно глупыми: например, использовать его в качестве живой игрушки для молодняка. Хотя, почему бы и нет? Много ли он знает о привычках диких псевдонасекомых? Он и о разумности своего друга Блямса узнал совсем недавно, хотя провел с ним бок о бок довольно много времени. Ладно, допустим, он теперь – игрушка или еда. Но почему именно он? Схватили первого, кто попался под руку?.. Так вот, как раз и не похоже, что первого. Прежде чем его забрать, «богомолы» разорвали немало находящихся ближе к ним людей. Но, может, дело как раз в этом? Охотники были вооружены, представляли очевидную опасность, потому и уничтожались. Он же причинить им вреда не мог. Но если «богомолам» была нужна только пища, то почему бы им не взять уже мертвое тело? Его и нести удобней – не брыкается. Значит, все-таки не еда? Или еда, но «на потом», своеобразные живые консервы, чтоб не испортился? Плюх понимал, что получит ответ, лишь когда его доставят на место, но все равно продолжал терзать взбудораженный мозг идеями и версиями одна нелепее другой.
По лицу и конечностям перестали хлестать ветки. Прекратился и треск ломающихся кустов, теперь слышался лишь топот множества сильных и быстрых ног. Косморазведчик осмелился приоткрыть веки и увидел вокруг темно-зеленую массу десятков скачущих тел. Бросились в глаза сапоги, которые нес в похожих на руки лапах бегущий рядом «богомол». Это сначала удивило, а потом обрадовало Плюха: сами по себе сапоги не могли представлять для псевдонасекомого какой-либо ценности, выходит, заботу проявили к нему. А если так, то вряд ли съедят. Во всяком случае, сразу. Да и не сразу – тоже вряд ли. Какая разница, собьет себе о камни подошвы еда, или они останутся целыми? К тому же, вряд ли будущей пище полагались какие бы то ни было прогулки. А это значит… Это значит, во-первых, что можно перестать бояться быть съеденным, а во-вторых, подтверждалась гипотеза о зачатках разума у диких «богомолов» – бездумное насекомое не стало бы поднимать и нести сапоги.
Темп скачущего бега стал ощутимо снижаться. «Богомол», который нес Плюха, оглушительно застрекотал – «пленник» от неожиданности дернулся и едва не выпал из державших его лап. Впереди тут же послышался ответный стрекот. Разведчик решился открыть глаза полностью и приподнял голову.
«Богомолы» вновь мчались по лесу, но здесь отсутствовал подлесок, а деревья – в основном, дубы, – росли на приличном расстоянии друг от друга, поэтому окружение не казалось опасным и мрачным. Правда, впереди Плюх увидел что-то вроде отдельных высоких кустов, но когда они стали ближе, разведчик с удивлением разглядел, что это вовсе не кусты, а что-то вроде больших, под размер «богомолов», шалашей – кривых, грубо сложенных, но явно сделанных руками (скорее, лапами), а не случайно собравшихся в кучи веток. Да и как они могли тут собраться случайно? Ветра в Зоне практически отсутствовали, а чтобы отломать и «сдуть» хоть на какое-то расстояние такие огромные ветви, требовался не просто ветер, а, пожалуй, что и целый ураган.
А уж когда псевдонасекомые перешли с галопа на шаг и стали разбредаться к шалашам, сомнений не осталось – это было даже не стойбище, а настоящий «богомолий» поселок.
Косморазведчик ожидал, что его «носильщик» тоже остановится и ссадит его, наконец, на землю. Однако тот миновал последний шалаш и продолжал неспешно прыгать дальше. Не отставал от него и тот «богомол», что держал в лапах сапоги.
Однако долго удивляться этой странности Плюху не пришлось – вскоре он услышал журчание воды, а потом увидел петляющий в неглубокой ложбинке ручей. Только теперь пришло понимание, насколько ему хочется пить, и «богомол», будто почуяв его жажду, допрыгал до ручья и, коротко скрежетнув, опустил Плюха на землю. Рядом упали и его сапоги. Но разведчик не спешил обуваться. В паре шагов текла вода – чистая, призывно манящая мелодичным журчанием – и для Плюха перестало существовать все остальное. Настоящий косморазведчик ни в коем случае не должен был допускать подобного, но он сейчас не считал себя косморазведчиком, тем более настоящим, а потому рухнул ничком и, погрузив лицо в холодную воду, принялся глотать ее так, будто это был воздух, которого он был лишен несколько последних минут. И только напившись, Плюх продолжил неприятно царапнувшую мысль: если он сейчас не косморазведчик, то кто же тогда? Космосталкером он так и не успел стать. В рабах, вроде бы, перестал числиться. Едой, как подсказывали интуиция с логикой, быть ему не суждено. Не здесь и не сейчас, по крайней мере. Так кто же он? Пленник? Игрушка, забавная обезьянка? Или все-таки свободный человек?
Плюх сел, натянул сапоги и, поднявшись, встал перед псевдонасекомыми, которые тоже только что закончили водопой, и вопросительно перевел взгляд с одного на другого. Те застрекотали, но было очевидно, что «переговариваются» они между собой. Вскоре один из них – тот, что нес сапоги, – перепрыгнул ручей и, набирая скорость, поскакал вперед, скрывшись вскоре из вида. Оставшийся «богомол», скрежетнув, прыгнул в сторону шалашного поселка, обернулся к разведчику, снова скрежетнул и опять прыгнул.
У Плюха не осталось сомнений: ему предлагают идти следом. И то, что ему это именно предлагали, а не поволокли силой, выглядело обнадеживающим знаком. В том, чтобы поступить как-то иначе, разведчик не видел смысла, во всяком случае, пока. Ведь он по-прежнему не знал, в какой стороне находится Новоромановск, а сейчас, не до конца оправившийся от недавних испытаний, уставший, голодный и по-прежнему безоружный, далеко бы он ушел вряд ли. Да еще и вопрос: дал бы ему «богомол» сделать эту попытку.
Отбросив последние остатки сомнений, Плюх пошагал за «богомолом».
Войдя в селение, разведчик заметил, что псевдонасекомых возле шалашей стало больше. Кроме знакомых ему – высоченных, под три метра, – тут были теперь и особи поменьше, ненамного выше его – скорее всего, самки, – а также и совсем небольшие, беспрерывно стрекочущие, скачущие вокруг, словно заводные – это несомненно был молодняк, дети. Некоторые из них, увидев Плюха, тут же бросились к нему, но идущий впереди «богомол» сердито проверещал, взмахнул передними лапами, и зеленая мелюзга бросилась врассыпную, как стайка вспугнутых воробьев.
«Богомол», оглянувшись на Плюха, сделал несколько прыжков к ближайшему шалашу. Заглянул внутрь, коротко скрежетнул, и наружу выбрался хозяин жилища. Не издав ни звука, он поскакал к другой хижине, откуда уже выглядывала треугольная голова с фасеточными глазами. Затем она вновь скрылась внутри, и туда же залез его гость.
«Это что, для меня жилплощадь освободили?» – с удивлением подумал разведчик и оказался прав: сопровождавший его «богомол» отвел лапой закрывавшую вход в шалаш ветку и выдал негромкий стрекот, наверняка означающий приглашение.
