– Садитесь. Будем знакомы. Геннадий Николаевич. Можно просто Гена.
– Елена Васильевна.
– Костя.
– Александра.
После представления друг другу мы сели за стол. На столе быстро появились стопки, тарелка с копченой колбасой, нарезанной неровными кружками, и соленые огурцы.
Геннадий Николаевич крякнул, открыл бутылку и налили в стопки.
– Я не пью, – сказала я.
– И не надо, – обрадовался он. – Это мужское дело.
Мы сидели за столом, а Рубакина стояла около плиты по-прежнему с кухонным полотенцем в руках.
«Просто Гена» опрокинул стопку, резко выдохнул и смачно закусил огурцом.
– Хорошо! Говори, что за дело у тебя. Я же вижу, что ты мужик наш, душевный. Без выкрутасов.
– Я – журналист. Хотел бы написать статью о вашей маме.
– А что писать? Ее уже нет…
– Но артистка она была замечательная. И люди помнят о ней.
– Ее в последнее время почти и не снимали. Другие пришли на смену. Возраст у мамы был уже не тот. А сейчас на экранах все больше молодые лица мелькают.
– Вертихвостки молодые, – вставил Геннадий Николаевич. – Только бы задницей вертеть, да сиськи показывать. А у Жанны Сергеевны талант был.
– Перестань, – с досадой оборвала его Рубакина.
– У нее вроде роль была в сериале «Любовь нечаянно нагрянет…».
– Да роль. Небольшая. Так… ничего особенного. – Рубакина поправила выбившиеся волосы за ухо.
– Она хотела еще сниматься? Вроде даже специальный курс омолаживания прошла.
– Ах, вот вы о чем! – вспыхнула Рубакина. – Чего только не писали о ней. И клетки ее эти стволовые убили, и операции она вредные делала. Просто помешалась на них!
– Это все неправда? – быстро спросил Костя. – Между нами и не для печати?
– Как же не для печати. Знаю вас журналистов.
– Лен! Да чего ты ерепенишься? Кому от этого лучше будет? Да, ложилась Жанна Сергеевна в какую-то клинику. Ты еще ездила к ней с передачами. Помнишь?
– И где она лежала?
– Фирма есть такая «Венус-плюс». Там она была. А потом… – Рубакина замолчала.
– Вы садитесь, – обратился к ней Ангел. – Неудобно даже: хозяйка стоит. Мы все сидим. Ба! – хлопнул он себя по лбу. – У меня же еще кофе и конфеты есть. Как же я забыл.
Из пакета на свет божий была извлечена большая коробка конфет и банка кофе.
– Спасибо, – выдавила Рубакина.
Она вышла из кухни, а вернулась со стулом.
Кухня была маленькой, и сидели мы теперь все как воробьи на жердочке.
– По второй? – подмигнул «просто Гена».
– Идет! – махнул рукой Костя. – Наливай.
Он играл роль рубахи-парня, и я молча восхищалась его актерским талантом.
– Значит, она в этой клинике лежала. А что потом?
– Я толком мало что знаю. Вроде бы она обратилась к другим специалистам. Зарубежным. Они ее и консультировали.
– За границей?
– Нет. У нас. Приезжали сюда. И наши врачи тоже ее смотрели. А второй раз ей операцию делали не то в загородной клинике, не то в санатории. Подробности она мне не сказала, я попыталась спросить, а она мои расспросы оборвала. Мне это каким-то странным показалось. Я хотела приехать и навестить ее…
– Кто ей посоветовал эту загородную клинику и где она находится? – задал вопрос Ангел.
– Я думаю, что Арик все знает.
– Артур. Хахаль ее последний, – охотно пояснил Геннадий Николаевич. – Спуталась с молодым кобельком на старости лет.
– Гена! – вспыхнула Рубакина.
– Молчу!
– Артур был в курсе всех ее дел. Он очень хотел, чтобы мама снова в кино снималась.
– Бабло нужно было ему. Альфонс! – припечатал Геннадий Николаевич. – И прохвост большой. Вот как мы живем – видите. По-простому. А квартиру в центре Москвы она ему оставила… Разве это справедливо? И антиквариат там был. А когда мы пришли – вроде ничего нет. Припрятал где-то, чтобы мы не претендовали. И однушку на «Семеновской», которая ей от второго мужа осталась, продала, чтобы все эти операции оплатить. Да что там говорить! – махнул он рукой. – И чего она впереди паровоза бежала? Молодухой все равно не стала, несмотря на все эти косметические штучки-дрючки.
– У мамы еще иконы старинные были. Конечно, это не по справедливости, что все досталось Артуру…
– Вы к юристу обращались?
– Откуда у нас деньги на юристов и на суды?
– Юристы – жулики. Без бумажек свои задницы от стула не оторвут, – вставил Геннадий Николаевич.
– Давно ваша мама знакома с Артуром?
– Последние два года. Мама с ним… решила встряхнуться. Заново стать популярной. Хотя ее поезд уже ушел. Он был при ней чем-то вроде агента. Устроил пару раз приглашения на фестивали. В сериал пристроил.
А еще что она о той клинике рассказывала?
Рубакина покачала головой.
– Мы с ней не особо близки и раньше-то были, а как появился Артур – так и вовсе редко общаться стали.
– Пащенок! – крякнул «просто Гена», наливая себе третью стопку.
– Вы не дадите телефон и адрес Артура? – Костя достал блокнот и бумагу.
– Зачем он вам?
– Просто поговорить. Может быть, он что-то интересное вспомнит о последних днях вашей мамы. Замечательная актриса была…
– Да. Рак ее сожрал моментально. Вроде здоровая была… а заболела вмиг.
– Вы не думаете, что это ее курс омоложения стволовыми клетками сгубил?
– А я почем знаю. Я не медик. Так или не так, судить не мне. Кто теперь правду-то узнает. Артур мог бы квартиру с нами поделить, все-таки я ее единственная родственница. А он кто?
– Вот вы, – налег грудью на стол Геннадий Николаевич. – Могли бы нам помочь? По-людски, а? Журналист и все такое. Резануть правду-матку. Почему мы должны ютиться в хибаре, а этот кобеленыш хоромы оттяпать, а? Где справедливость-то?
– Нету, – согласился Костя. – Нету справедливости на белом свете.
– Во-во. И я о том. Хороший ты парень. Давай еще по одной пропустим. Напоследок.
– Не могу. При исполнении журналистских обязанностей. Премного благодарен за беседу… Но – пора. Ждут другие редакционные дела и обязанности.
– Жа-аль! – выдохнул Геннадий Николаевич. – Вот, Ленка, какие люди к нам хаживают. Пресса! – поднял он вверх указательный палец.
Рубакина продиктовала телефон и адрес Артура Челышева. Костя встал с табуретки. За ним поднялась я.
Почетный эскорт в виде Рубакиной и Геннадия Николаевича проводил нас до дверей.
