– Можно. – Я постепенно отходила от оцепенения. Мои мысли вихрились, булькали, пенились. Я боялась выдать себя или сболтнуть лишнего. – Чай или кофе?
– А кофе – хороший?
– Нормальный, – отрезала я. Достала банку «Нескафе» и потрясла ею. Устроит?
– Вполне. – Он поднял руки, как бы сдаваясь. – У меня еще коньячок есть. Французский. За встречу. Мы же так и не были знакомы.
– Не довелось, – призналась я.
– Есть шанс исправить это.
– Шанс есть всегда.
– Не понял? – его брови снова взлетели вверх – красиво очерченные брови. Так герой-любовник в классической драме говорит главной героине, что они должны расстаться.
– Это я так.
– Ну так пьем? За встречу?
Я вздохнула.
– Пьем.
Я достала из шкафчика две хрустальные рюмки и поставила на стол.
Пузатая бутылка с янтарно-коричневой жидкостью мгновенно оказалась на столе.
– Штопор есть?
– Имеется.
Я подала Франсуа штопор.
Ловким движением он открыл бутылку и разлил коньяк по рюмкам.
– Ну! – выдохнул он, с улыбкой глядя на меня. – За тебя, Александра! За нашу встречу. Вы с сестрой очень, очень красивы. И очень похожи.
– Конечно, похожи. Мы же близнецы…
Я повертела рюмку в руках. Отпила. Напиток был с фруктово-ореховыми нотками.
– Ну как?
– Приятно.
– Я приехал за Эвой. Она уехала и ничего мне не сказала. Понимаешь? Ты знаешь, где она…
– Нет. – Я качнула головой. – Не знаю.
– Она говорила мне, что хочет родить в России. На родине. Она уехала и я не знаю, где моя жена. Она ждет нашего ребенка и мне нужно обязательно увидеть ее, поговорить с ней.
Я подумала, что мне нужно сменить тактику, иначе Франсуа поймет, что я – плохая актриса.
– Как это ты не знаешь, где она? – нахмурилась я. Рюмка с недопитым коньяком была отодвинута. – Ты ее муж. Жена – беременна. Ты что, поругался с ней?
Глубокие черные глаза с длинными ресницами неотрывно смотрели на меня. Я тебя проверяю, сигналили они. Не вздумай мне врать. Пожалеешь!».
– Мы не ссорились, – после небольшой паузы сказал он. – А разве Эва тебе не звонила недавно? И не поделилась с тобой своими планами? Она все время говорила мне, что хочет приехать в Россию.
Я покачала головой. Мне было важно не переиграть: соблюсти чувство меры. И это было труднее всего.
– Эва, как ты знаешь, со своими родными почти не общалась. Пара звонков в год. И все. Хорошей сестрой и дочерью ее не назовешь. Я давно уже потеряла с ней всякую связь. – Я старалась быть как можно убедительней. – Мне кажется, Эва решила где-то переждать, отсидеться. Наверное, ты ее очень сильно обидел и она убежала, никого не предупредив об этом.
– Почему ты так думаешь? – вопрос прозвучал как выстрел. Я вздрогнула. Осторожней, сказала я себе, осторожней…
– Если в семье все в порядке, жена не убегает от мужа. Тем более в такой момент.
Он задержал вздох и положил свою руку на мою. Коньяк? Глубокие черные глаза? Мягкая кожа? Орлиный профиль хищного самца? Я не знаю, что, но в моей голове зазвенело и часто-часто застучало в висках.
– Ты что-то скрываешь от меня, Александра!
– Это ты выдумаешь, – я попыталась засмеяться, но смех застрял в горле. Мне было совсем не смешно.
Его рука обвила мою и заскользила по ней. Усилием воли я отняла руку.
– Не надо.
Он задумчиво смотрел на меня.
– Ты не все знаешь об Эве.
– Конечно не знаю. – Меня била дрожь: противная, неконтролируемая. Это был муж моей сестры, и я хотела его как никогда не хотела ни одного мужчину. Та сухость, зажатость, те замки, на которые я всегда была закрыта и о которых говорил мне Денис, трещали, моя оборона рушилась по всем фронтам. И я ничего не могла с этим поделать.
– Откуда я могу о ней знать? Она уехала из России шесть лет назад. И больше мы ее не видели.
– Эва… – французский орел снова завладел моей рукой. – Она… сошла с ума. Но я никому не говорил об этом. Я предлагал ей лечь в лучшую клинику и обследоваться там. Но она отказывалась. Она подозревала меня в том, что я хочу упрятать в психиатрическую клинику и оставить там. Мы столько времени ждали ребенка! И когда она забеременела, я стал счастливейшим человеком. Но с Эвой начало происходить не-лад-ное. – Это слово он произнес по слогам. – Я заподозрил это и стал уговаривать ее сходить к врачу. Она была там один раз и все.
– А что врач?
– Сказал, что нужно тщательно обследоваться, но я уже говорил, что Эва отказалась.
Его рука легла мне на плечо и слегка сжала его. Он словно ощупывал мои косточки: нежно, бережно…
– Франсуа! – эти мягкие с поволокой глаза смотрели на меня. Губы улыбались, но глаза – нет. – А в чем выражалось ее… сумасшествие?
– В чем? – он замолчал и тряхнул волосами. Темные кудри рассыпались по плечам. – Она заговаривалась, часто придумывала какие-то события, которых не было, у нее развилась мания преследования.
По моему телу пробежала дрожь.
– Ей казалось, что за ней следят, хотят украсть… Она мне говорила об этом. Но отказывалась от по-мо-щи. И теперь я не знаю, что с ней. Где она. Где мой ребенок?
Он уронил голову на стол, и я занесла над ним руку. Как же мне хотелось запустить свои пальцы в эти мягкие волосы и потрепать их.
– Александра! – он поднял голову и его глаза-лазеры рассекли, прожгли меня насквозь. – Ты должна помочь мне.
– Как?
– Найти Эву.
У меня хватило сил фыркнуть.
– Я не видела ее шесть лет.
– Должна! – упрямо повторил он.
– И что ты предлагаешь?
– Давай рассуждать логически: если бы она приехала в этот город, куда бы пошла первым делом?
– Эве незачем приезжать сюда! В нашем городе нет даже подходящего медицинского обслуживания. Где она будет рожать? Это надо быть совсем без мозгов, чтобы заявиться сюда: здрастье, я приехала! А Эва – будущая мать, и интересы ребенка для нее превыше всего.
– Думаешь, ее здесь нет?
– Сам посуди, что ей здесь делать? – ответила я вопросом на вопрос.
– Я узнал по своим каналам, что она взяла билет до Москвы, – сказал он, понизив голос.
– Тогда, скорее всего, она там. В Москве легче затеряться. Большой город.
На лице Франсуа появилось выражение досады: то ли от того, что ему так и не удалось расколоть меня, то ли потому что он решил, что я вправду ничего не знаю.
