– О д-д-д-да, – поддакнула Матушка Брир, мастерица, которая делала пояса. Её недавно избрали в Совет. Многие проголосовали за неё из жалости: на днях бедняжку ограбила банда пикси. – Эт-т-т-то верно. «Ниикалис» – плохое слово. Почт-т-ти такое же плохое, как «гриб-вонюч-ч-ч-чка». Или «невозможно». Нужно прид-д-д-думать что-то ещё.
Тут вмешался Отец Топо:
– Давайте спросим самого Николаса!
Мальчику на ум пришло только одно имя.
– Рождество, – сказал он.
– При чём тут Рождество? – проворчал Отец Водоль. – До него ещё семь месяцев!
– Нет, я о другом. Почему бы вам не звать меня Рождество? Отец Рождество.
Эльфы в комнате согласно закивали.
– А почему такое имя? – спросил Отец Топо, жуя очередное печенье. Иногда Николас думал, что карманы у него бездонные.
– Мама с папой звали меня так, когда я был маленьким. Потому что я родился на Рождество. Это было моё прозвище.
– Отец Рождество? – подозрительно переспросил Отец Водоль. – Не слишком-то запоминающееся имя.
– Мне нравится, – поддержал Николаса Отец Топо, смахивая крошки с усов. – К тому же на Рождество ты вернул нам Малыша Кипа. Так что имя подходит как нельзя лучше. Будешь Отцом Рождество.
– Рождество – время подарков, – заметила Матушка Ри-Ри. – А ты стал подарком для всех нас.
На Николаса нахлынули воспоминания, и он почувствовал, как глаза наполняются слезами.
Отец Рождество.
Он мысленно вернулся в те времена, когда отец с матерью были живы, и они вместе пели рождественские гимны на городской площади Кристиинанкаупунки. Он вспомнил, как счастлив был на Рождество, когда папа подарил ему санки. Джоэл выстрогал их в лесу и прятал там до самого праздника, чтобы Николас не догадался. Даже кукла-репка была волшебным подарком – ведь мама сделала её своими руками.
Мальчик улыбнулся, утирая слёзы. На сей раз они были совсем не горькими. Николас мысленно повторил своё новое имя.
– Думаю, лучше и придумать нельзя, – сказал он.
– Ура! – воскликнул Отец Топо и отправил в рот последний кусок печенья. – Такое событие стоит отпраздновать. Пряников ни у кого не найдётся?
Последняя встреча с тётей Карлоттой
Первым делом Отец Рождество отменил все законы, принятые Отцом Водолем.
– Отныне эльфы могут носить туники того цвета, который им нравится, – объявил он. – Никакого больше разделения на синие, зелёные и прочее. А, и сидеть можно за любым столом. Свистопляски больше не под запретом. Можно снова петь радостные песни и наслаждаться едой…
Члены Эльфийского Совета охотно его поддержали.
– Наконец, в Эльфхельме должно царить веселье. Эльфы вернут своё доброе имя…
– Доброе имя? В самом деле? – подняла бровь Матушка Ри-Ри. – Когда это мы успели им обзавестись?
– Может, пока не успели, – не стал спорить Отец Рождество. – Но исправить это никогда не поздно.
И эльфы за столом принялись на разные лады повторять: «Веселье и доброе имя!» Правда, не все присоединились к общему ликованию. Отец Водоль, например, сидел с довольно кислым лицом. Но даже он выдавил из себя улыбку.
Да, именно так всё и случилось. Человеческий мальчик вернул счастье в Эльфхельм. И оно собиралось остаться там надолго.
В тот вечер Николас снова взобрался на Блитцена: он хотел в последний раз навестить свой дом. Они полетели строго на юг, к хижине, где прошло его детство. Олень приземлился рядом с колодцем, в который упала мать Николаса, и мальчик присел на пенёк, оставленный отцом. Посидев немного, он пошёл к дому, в котором до сих пор витал запах гнилой репки, и увидел, что тёти Карлотты там нет. Николас заглянул внутрь и полной грудью вдохнул воздух родного жилища. Кто знает, когда он ещё переступит его порог?
На обратном пути они заметили тётю Карлотту: она брела в сторону Кристиинанкаупунки. Когда они пролетали у неё над головой, Николас подумал, что, увидев оленя в небе, тётя Карлотта уж точно поверит в волшебство. И, может быть, её жизнь пойдёт на лад. Поэтому он крикнул ей с высоты:
– Тётя Карлотта! Это я! Лечу на олене! Со мной всё хорошо, но домой я не вернусь!
Тётя Карлотта подняла голову и увидела, как Николас машет ей рукой, сидя на спине летающего оленя. И как что-то коричневое стремительно несётся прямо к ней.
Понимаете, это Николас хотел, чтобы тётя Карлотта поверила в волшебство. У Блитцена были свои соображения на сей счёт. Поэтому он хорошенько прицелился – и запулил оленьим навозом точно ей в голову, густо заляпав лучший тётин наряд для выхода в город.
– Мерзкие твари! – завизжала она, отирая вонючую жижу с лица.
Но Блитцен и Николас уже скрылись в облаках.
Как Отец Рождество провёл следующие десять лет
1. Ел пряники
Первые одиннадцать лет жизни Николас питался в основном грибной похлёбкой. Поэтому следующие десять он ел то же, что и все эльфы. То есть пряники, морошковое варенье, булочки с голубикой, пироги с черникой, сладкий сливовый суп, шоколад, желе и конфеты. Да-да, на столе у эльфов в основном сладости. И еды хватает в любое время дня и ночи.
2. Рос
Николас вырос очень высоким, в два раза выше, чем Отец Водоль. А он-то был самым высоким из эльфов!
3. Разговаривал с оленями
Николас первым догадался, что у оленей есть свой язык. Они, конечно, разговаривают не как люди или эльфы, но при желании их легко можно понять. Отец Рождество полюбил болтать с Блитценом и его рогатыми друзьями. Они много говорили о погоде, в их языке имелось 17563 слова для обозначения лишайника (и ни одного – для травы), они верили, что рога объясняют устройство вселенной, любили летать и считали, что люди – это просто неудачные эльфы. Скакун был самым разговорчивым и вечно сыпал шутками. Гроза не скупилась на похвалу и комплименты. Купидон не упускал возможности порассуждать о любви. Резвая оказалась непростой собеседницей: ей нравилось задавать философские вопросы вроде: «Слышен ли звук падающего дерева в лесу, если рядом никого нет?» Комета вечно нёс всякую чушь, а Блитцен предпочитал отмалчиваться, но как раз его общество Николас любил больше всего.
4. Работал над образом
Поскольку ни один эльфийский наряд на него бы просто не налез, Николасу потребовалась своя одежда. Матушка Брир изготовила для него пояса из чёрной кожи с серебряными пряжками, эльф по имени Башмаг (да, его в самом деле так звали!) озаботился сапогами, а деревенский портной Отец Люпин сшил ему добротный красный костюм.
