Я улыбнулась:
— Ну, тогда на вокзал! Там, надеюсь, бесплатно?
Улыбкин махнул рукой:
— Придумали тоже!.. Поедемте ко мне! А утром… я вас отвезу — мне все равно по дороге!
Я покачала головой:
— Спасибо. Но — нет! Вы… и без того столько сделали для меня… Я… как-нибудь. Не пропаду, не беспокойтесь! Приезжие ведь народ живучий! Ко всему приспособятся.
— Это я знаю!.. — кивнул он в ответ. — Я и сам, знаете ли… Из понаехавших! Правда, здесь уже довольно давно. Одиннадцать лет.
— Привыкли? — спросила я.
— Уже — да! А первые лет пять… — он махнул рукой, — думал — свихнусь! Жрал меня этот город! Жрал по кускам!
— Ну и зачем? — удивилась я. — Что не уехали-то?
Он помолчал, закурил новую сигарету:
— Да разное-всякое… Семья, например. Жена — москвичка. Она не уехала бы. Да и понятно — не осуждаю. Ну а потом… Потом я привык. Когда семейная жизнь моя «кончилась»…
Он поискал глазами урну, бросил окурок и посмотрел на меня:
— На правах, так сказать, собрата… Собрата-приезжего, а? Переночуете у меня, а завтра я вас подвезу, как обещал. И ничего не придумывайте! Ничего плохого, слышите? Обычное человеческое дело — помочь ближнему. Собрату. Ну, в смысле, сосестре!
При этих его словах мы рассмеялись.
И все-таки я сомневалась. Сидя в машине, я несколько раз порывалась остановить его и выйти. Но меня удерживали почти наступившая ночь на дворе и вопрос: куда я пойду на ночь глядя? Дело не в деньгах — на одну ночь мне точно хватит. Где искать ночлег?
Наконец я успокоила себя и твердо решила: «Будь что будет. Человек, в конце концов, меня просто спасает. А я еще выпендриваюсь как дурная кокетка…»
Мы ехали довольно долго. Я поняла: окраина. Обычный панельный дом на краю Москвы. «Пахучий» подъезд, ободранная входная дверь, лифт с расписанными стенами — вот уж не высотка, где мне довелось…
Простая деревянная дверь в квартиру. Улыбкин открыл ее и жестом пригласил меня войти:
— Милости просим!
В узеньком коридорчике был полный кавардак.
Он извинился:
— Дома бываю с одной только целью — переночевать.
Типично холостяцкое жилье: раскиданная обувь в коридоре, горка грязной посуды в раковине, пивная бутылка на столе и пепельница, полная окурков.
Я прошла в комнату, и он принялся стелить мне постель. В комнате стоял скромный и довольно потрепанный диван. Стол с компьютером, стеллаж с книгами — ого! Достоевский! И мой дорогой Антон Палыч! — и платяной шкаф.
На потолке — плафон с отбитым стеклом, окна пустые, неприкрытые, «бесстыжие» — как говорила баба Маня — без занавесок.
Улыбкин снова развел руками и покраснел.
Вынул из шкафа белье и плед, кинул на диван и попрощался:
— Я — к товарищу! Этажом ниже. Он в командировке, у меня есть ключи. На кухне есть чай и печенье. Ну, если захочется…
Я замотала головой:
— Да как же неловко, господи! Выгонять из квартиры хозяина…
Но хозяин только махнул рукой:
— Спокойной ночи! В восемь я вас разбужу.
Хлопнула входная дверь. Я разделась, пошла в ванную, вспомнив, что забыла попросить полотенце. Я долго стояла под горячим душем, смывая весь тот ужас, что довелось пережить.
Уснула я тут же! Сказались усталость, растерянность и все то, что навалилось на меня за эти дни. Сны мне не снились. Но я помню, что, засыпая, я поглубже втянула носом воздух — воздух захламленной и запыленной квартиры, который показался мне самым душистым и чистым на свете. Да! Еще в комнате было темно, совсем темно. А в камере даже ночью горел светильник — жуткого белого цвета. Здесь не было чужих вздохов, сдавленных рыданий, звуков естественных отправлений, чужих и настырных запахов… Здесь просто не было посторонних людей! Я была одна! Совершенно одна! И уже это было огромным счастьем…
Утром проснулась от вкусного аромата. Я открыла глаза и с изумлением огляделась. За окном было пасмурно, но не так свинцово-серо и убийственно хмуро, как накануне. Солнце, правда, не светило. Но было как-то повеселей. Я пошла в ванную, где снова удивилась разрухе и запущенности. В ванной уже висело чистое полотенце.
На кухне следователь Улыбкин жарил омлет. Вид у него был серьезный и сосредоточенный. Мне стало смешно. Он оглянулся и увидел меня. Смутился и церемонным жестом пригласил к столу. На тарелке лежали любительская колбаса, сыр и свежий хлеб. Я остро ощутила, как же хочется есть!
После омлета мы пили кофе — надо сказать, отличный и крепкий.
Потом он посмотрел на часы и вздохнул:
— Пора, Лидия Андреевна, время!
В машине он вдруг заговорил. Заговорил о своей жизни. Юрфак — мечта с детских лет. Мечтал быть криминалистом, а стал следаком. Ну ничего! Как-то смирился. Брак был поспешным, но по любви. Правда, мама, когда приезжала, почему-то горько плакала… Может, она уже тогда все поняла? А он, дурак, разумеется, нет… Скандалы с женой начались очень скоро, в конце медового месяца. А деваться-то было некуда — ждали ребенка. Ну а потом все стандартно: жили по-прежнему плохо, ребенка он обожал и не представлял, как будет жить без дочери. Вот и терпел…
А потом жена нашла замену. Так и сказала: «Я тебя заменила».
Нет, он ее не обвиняет. Быть женой следака не каждая сможет. Тут и ночные разъезды, и рабочие выходные. И праздники, кстати! Однажды вызвали прямо из отпуска — всего через пять дней после начала. Ну кому бы такое понравилось? Плюс зарплата — кошкины слезы… Жилье все обещали, но не давали. С тещей жить было сложно. А на съемную не хватало… В общем… Все как всегда и как обычно, — невесело закончил Улыбкин. — Все счастливые семьи похожи друг на друга… И несчастливые тоже! По крайней мере — у нас. Деньги, квартира, родители, дети — один и тот же набор.
Словом, он ушел, а она вышла замуж. «Пусть будет счастлива!» — от всего сердца он ей этого желает. А квартиру, кстати, дали ему через полгода. Через полгода после развода. Правда, хреновенькую, однокомнатную — «ну, вы все сами видите». Но он счастлив и этим.
— А что бардак… Так времени нет! Ну, совершенно! Руки все никак не доходят, вы уж простите! А как нужен ремонт!..
Улыбкин вздохнул и махнул рукой.
Да, ремонт действительно нужен, но…
Я молчала. Какое мне дело до вашей квартиры, следователь Улыбкин? Какое мне дело до вашей зарплаты? До ваших напряженных будней и занятых выходных? Нет, я вам благодарна! Так благодарна, что… Слов не хватает! И все же сегодня вечером я уезжаю. И мы распрощаемся, следователь Улыбкин. Думаю, что навсегда. А там — как получится… Но я буду помнить вас всю жизнь! Обещаю! То, как вы мне помогли, как протянули мне руку помощи. Мне, практически мертвой от страха и ужаса… Оцепеневший от горя…
