— Вы спросите, почему Васи не было на похоронах? Он не успел оформить документы. У него же там бизнес, дела.
У Василия Тонкова во Франции сеть автомобилей для перевозки грузов. Его выгнали из института после очередной отвратительной истории. Говорят, он забрал все деньги родителей и все равно стал банкротом.
— Тамара — это очень серьезная любовь. Это очень большая потеря, — произнес Константин Николаевич.
Потом он сам дошел до ванной, долго умывался. Потом Ира стояла за его спиной и слышала, как он плачет. Он для того и включил воду, чтобы она это не слышала. Его тихого непрерывного крика.
Они обменялись телефонами. Ира поднялась к себе. Вот и второй сосед появился за один день в контактах ее айфона. Она написала: «профессор».
Как-то без толку покрутилась. «Лихо», как говорит деревенская бабушка мужа. В дверь позвонили. Ирина открыла, она никогда не смотрит в глазок и не спрашивает: «Кто там?» На площадке стояла высокая статная женщина, с гладкими волосами, собранными сзади в пучок. У нее была красивая улыбка и внимательные, какие-то слишком внимательные глаза.
— Здравствуйте, Ирина. Меня зовут Елена Петровна Панова. Я — ваша соседка с четвертого этажа. Вижу вас иногда в окно. Вы очень красивая семья. Сегодня вы с Людмилой разговаривали довольно долго. Я подумала, что вы, наверное, отдыхаете.
— Да. Отдыхаю, точнее, бегаю по хозяйству. Муж и сын на даче.
— Вы не собираетесь больше выходить?
— Что-то нужно?
— Да, очень. Хотела вас попросить купить мне лекарство, вот я написала, а то я не могу оставить квартиру.
— Я схожу.
— Я так благодарна, — улыбнулась Елена Петровна, — как увидела вас, сразу поняла, вы не такая, как все. И еще проблема. Я не получила пенсию. Если есть возможность купить лекарство, я сразу после праздников отдам деньги.
— Да, конечно.
— Я буду вас ждать. Квартира моя — слева на площадке.
Ирина сбегала в аптеку, позвонила Елене Петровне. Та сразу открыла, как будто стояла у двери. Приветливо пригласила. Ирина вошла в практически пустую квартиру с замытым до белизны паркетом. Они прошли в гостиную. На голом деревянном письменном столе стоял компьютер и лежали стопками школьные тетради. У стены — узкая деревянная кровать с белоснежным постельным бельем, — и это все, не считая самодельного стеллажа для книг от пола до потолка. На стене висел большой портрет, написанный маслом: девушка с тонким и скорбным лицом.
Ира поставила лекарство.
— Я, наверное, побегу. Никак окна не помою.
— Да, конечно, спасибо. А может, чаю выпьете?
— Да нет… Елена Петровна, а еда у вас есть?
— Кажется, — небрежно ответила Елена Петровна.
— Я пирожки испекла. Сейчас вам принесу.
Елена Петровна милостиво кивнула и улыбнулась.
Ира спустилась с пирожками на тарелке. Дверь была открыта настежь. Хозяйка ждала на пороге.
— Вы такая добрая, прелестная. Так меня выручили. Я ведь не могу оставить квартиру.
— А что с квартирой?
— С ней все нормально. Просто ценные архивы. Люди вокруг ужасные.
«Сумасшедшая», — спокойно отметила Ирина. Взгляд вдруг упал на две полки новых, красиво изданных книг.
— Это Адам Морз! Я очень люблю этого писателя. Но я не видела таких книг в продаже. Вам тоже нравится его проза?
— Нет, не нравится. Это мой муж. Покойный. Книги издали совсем недавно. Я собирала в его архиве то, что не было издано раньше. Потом издательство решило включить и то, что уже издавалось. Если хотите, я вам подарю книгу. Выбирайте.
Ирина просмотрела, выбрала один роман, который читала давно, захотелось перечитать. Но обложка была не такая новая. Она открыла… На первой странице было написано: «Аленьке», от руки. Ирина поставила книжку на место.
— Эта с автографом.
— Да, это еще Адам при жизни издавал, подписал дочери. Он все книги подписывал дочери. Его дочери. Я — мачеха. Но вы можете взять. У него в каждой вновь изданной книге посвящение: «Аленьке». Издатели сохранили. Это она на портрете. Очень хороший художник писал. Красивая, да?
— Очень. Она в другом месте живет?
— Да. На кладбище рядом с папой она живет… Они умерли с разницей в месяц. Первой она.
— Что-то случилось с ней?
— Да нет… Не знаю. Она была хитрая. А в доме сплетничают, что я ее довела. Меня не любят. Поэтому я стараюсь не оставлять архивы.
— Архивы Морза?
— Не только. Я вам сейчас кое-что покажу.
Елена Петровна полезла под стол. Там, на полу, плотными рядами стояли большие, крепкие папки. Она нашла одну с порядковым номером, нарисованным фломастером. Открыла и протянула Ирине.
— Присядьте, взгляните.
Ирина осторожно подняла желтый листочек, исписанный аккуратным, мелким почерком, потом еще один.
— Боже. Тысяча восемьсот двадцать седьмой год. Тысяча восемьсот тридцатый. «Дорогая моя девочка…» «Здравствуй, сын…» Сибирь! Вы потомок декабриста Панова?
— Да, — рассмеялась Елена Петровна. — Приходите еще, много интересного дам почитать.
Ирина поднималась к себе с книгой и с кашей в голове. И на этот раз на самом деле поднялась автоматически этажом выше. Там, у открытого окна, стояла и курила какая-то очень значительная женщина. Столько изящества и благородства. Старое и прекрасное лицо. Она улыбнулась Ирине.
— Здравствуйте. Впервые встретились. Я вас вижу иногда в окно.
— Или я схожу с ума, или вы Антонина Кварцевич.
— Не сходите.
Кварцевич, ведущий ученый, биолог, фармаколог, была известна не только медикам. Наткнуться на нее в подъезде такого обычного дома…
— Но вы ведь на пятом живете? — спросила она.
— Да, проскочила, задумалась. Я ходила к Елене Петровне, видела письма декабриста Панова.
— Да, она их стережет. Любопытный персонаж, правда?
— Не то слово.
— Я бы тоже пригласила вас к себе, но у меня не убрано. Надо бы позвать работницу, но что-то не хочется ее видеть.
— Не хочется — значит, не надо видеть ее. Уборка подождет. Как ваши дела? Вы по-прежнему руководите своим НИИ?
— Да, руковожу. Дела… Как сказать. Немного захандрила. Слишком тепло. В это время мы с сыном в прошлом году собирались на дачу. Я купила ему качели. Он, взрослый человек, всему радовался, как ребенок. Сын умер месяц назад. Тихо, во сне.
— Боже… Что я могу для вас сделать?
— Абсолютно ничего с этим не поделаешь, дорогая. Вот в чем беда. И я не Елена Петровна. Меня не нужно жалеть.
Ирина записала телефон. «Кварцевич, шестой этаж». Спустилась, дома опять пометалась. Какой-то парад планет. Ощущение чего-то ирреального. Собственно, она совсем выпустила из виду, что их кооператив принадлежит РАН. Но все равно… Круто и лихо. Делать ничего уже не хотелось. По-прежнему не хотелось. Есть вечер и еще два дня. Вдруг позвонил Константин Николаевич.
