— Здравствуй, Валентина. Ты ничего не слышала?
— А что?
— Мне показалось, кричал кто-то. Вроде ребенок.
— Где?
— Рядом, за окном.
— Не слышала. Ну, ты же знаешь, я тугоухая.
— У нас есть люди с маленькими детьми?
— А я сейчас и не знаю. У нас квартиры посдавали, квартиранты меняются, у каких-то бывают дети. Это конечно.
— Не знаешь, в каких квартирах?
— Откуда я могу знать?
— Валя, почему ты все время удивляешься? Оттуда, что ты старшая по подъезду. Не ходить же мне по квартирам. Мне и не положено никого знать.
— А зачем тебе знать?
— Уже не за чем. Спасибо.
Так. Ходить по квартирам с вопросом: «У вас никто не выпал?» — нелепо. Да и не откроет ей никто. Соседи ее не знают, как она не знает их. Объявление? Какое? С тем же вопросом? Тут уже надо добавлять: «Вы никого не выбросили?» Тоже — отбой. Да, наверное, в кусты упала кошка. Может быть, из квартиры, в которой никого нет. Ирина услышала рядом с собой, но это не значит, что выпала рядом. Может, с любого этажа. И убежала в стрессе. Так с ними бывает. А башмачок тоже выбросили, как и весь мусор под окнами. Вот, кстати, и пеленка… Да, пеленка. Значит, есть в подъезде маленькие дети. Именно маленькие. Потому что школьников, кроме их Стасика, в подъезде нет. А деток, которых водят в сад рядом с домом, Ирина тоже не видела. Коляски… Могла не заметить. Они недавно сюда переехали.
Домывать окна было уже поздно. Собственно, не особенно и получилось начать. Ира завершила остальные параллельные дела. Но вместо того, чтобы пойти в ванную, доехала на лифте до восемнадцатого этажа, а оттуда пошла вниз пешком, останавливаясь и прислушиваясь на каждой площадке. Тишина. Совсем недавно долго был занят лифт, люди синхронно вернулись с работы. И так же синхронно заглохли. Ни колясок и ничего такого. Правда, это на тех этажах, где нет тамбуров и решеток. Интересно, они все разные. Люди на каждом этаже создавали свою крепость, не глядя, как это сделано у соседей. Помогает ли им решетка? Бывают ли грабители там, где решеток нет? Когда Ире собственный дом стал казаться замком Кафки, она вернулась домой. Она пыталась. Если никого не встретила, ничего странного не услышала, значит, хорошо, что не стала ни к кому ломиться, пугать людей. Завтра праздник. Может, кого-то увидит, до завтра, может, что-то придумает, а еще лучше — забудет. Показалось. Тоже бывает.
Утром Ира пошла в магазин, возвращалась очень медленно, задумчиво глядя на лица встречных людей. Они поменялись на этот район из-за аллергии на плохую экологию у сына. Новый район действительно оказался гораздо более чистым, зеленым, чем тот, из которого уехали. Когда приехала машина за вещами, грузчики начали выносить мебель, ящики с книгами, муж Олег с сыном Стасиком оставались в квартире, а Ира стояла у подъезда. Смотрела на унылые, высохшие газоны с чахлой растительностью, на летние пыльные листья деревьев, которые были похожи на обезвоженных мучеников в пустыне, и думала: как хорошо, что они отсюда уезжают. И вдруг к ней подошла соседка со второго этажа — полная добродушная женщина. Обняла, даже всхлипнула.
— Удачи вам, Ирочка. А я жалею. Всегда смотрю в окно, когда ты выходишь, идешь к машине. Ты достаешь зеркальце и смотришься. Как в сказке.
Ира погладила женщину по плечу, растроганная, немного удивленная. Хотела что-то теплое сказать, но она не знала, как зовут эту соседку, с которой прожила в одном подъезде около шести лет. Тяжелая работа, тяжелый быт, проблемы с ребенком… Не до соседей. Она их и не видела там, как и здесь. У них тоже своя, закрытая жизнь. Больше никто не вышел с ними попрощаться и сказать: «А я жалею».
«У той женщины был диабет, — подумала Ира. — И плохое сердце. Синие ногти и губы».
Ирина поставила сумки на скамейку у своего подъезда. Из подъезда вышла пара, он с двумя большими сумками и рюкзаком, она — с завязанными в черный большой мешок саженцами. Пара стала озабоченно погружать все в машину. На дачу. Да, Москва опустеет как минимум недели на две. Многие останутся на лето.
— Привет, — раздалось рядом.
— Здравствуйте, — ответила Ира молодой женщине с хвостиком, затянутым резинкой ровно на макушке, — прическа как у Чиполлино. — Меня зовут Ирина, я живу на пятом этаже.
— Да ты что! — насмешливо произнесла женщина. — А меня зовут Людмила, живу под тобой, на четвертом. И уже год знаю, что ты Ирина.
— Ой, как приятно. Извини, Люда, просто некогда бывает глаза на людей поднять.
— Ну, и на фиг их поднимать? Слушай, я смотрю, ты часто забегаешь в наш «Перекресток», что-то похватаешь и летишь. Ты спрашивай у меня: брать — не брать. Я там на разделке и готовке. Подойди к витрине и скажи: «Позовите Людку».
— Спасибо. Обязательно буду спрашивать.
— Могу что-то и принести, если понадобится, запиши телефон и звони.
— Давай, спасибо, а ты мой сохрани.
— Ясен пень. А вообще вон там, через дорогу, есть маленький магазинчик в подвале. Ты его, наверное, и не видела. Он дешевле. Хорошие вещи есть.
— Он не продовольственный?
— Продовольственный. Но есть там всякие мелочи. Порошок, мыло, то, се. Я там мыло хозяйственное беру. Такое страшное, коричневое, без обертки, понимаешь?
— Да. А зачем берешь?
— Все им мою, даже посуду, и стираю, конечно. И сама только этим мылом моюсь, голову тоже.
— Как?
— Отлично! Я от туалетного покрываюсь пятнами.
— Аллергия?
— Не знаю. Но чешусь.
— Может, голову попробовать кефиром, яйцом, чем-то таким, натуральным?
— Насмешила. Натуральное! Молоко теперь дают козлы, яйца несут они же. Я от этого облезу. Ладно, побежала я. Мать ждет. Ты, когда пойдешь в этот подвал, посмотри, там есть даже одеколон «Шипр».
Людмила подняла свои сумки, навьючена она была до зубов, и пошла к подъезду, погрузив Ирину в глубокую задумчивость по поводу одеколона «Шипр».
— Люда, — позвала она, когда соседка уже открывала дверь, — ты не слышала вчера вечером какой-то крик?
— Я так наслушаюсь всякого бреда в магазине, что дома сразу уши наушниками затыкаю. И ты так делай. Кайф.
Дверь за ней закрылась. Ира достала айфон, сохранила номер: «Людмила, четвертый этаж».
— Здравствуйте, Ирочка, — раздался рядом мелодичный женский голос. Он принадлежал симпатичной женщине с пышными русыми волосами, примерно такого же возраста, как Люда.
— Здравствуйте. А…
— Я Женя. С первого этажа. Вижу вас часто по утрам. Вы рано выходите. А я в это время окна мою.
— Что делаете?
— Мою окна! Я это очень люблю. Не пойду на работу, пока они не засверкают. Потом возвращаться домой приятно.
