– Будем играть в молчанку?
– Будем. Пока ты не объяснишь мне все. Без этих дурацких историй!
– Ладно! Слушай правдивую версию номер два. Первую ты уже скушал и не поверил. Повторяю все, как было, но с новыми подробностями. В моей истории фигурирует еще один тип, некий Родион Родин, человек с бурным криминальным прошлым и не менее бурным криминальным настоящим. Он поехал со мной в Швецию и все время сопровождал меня.
– Это твой мужчина?
– Бывший, – уточнила я. – Мы расстались семь лет тому назад и больше не виделись, пока он не свалился на меня как снег на голову. Практически сразу же после своего освобождения. Без работы, без денег. Пришлось мне освоить профессию сестры милосердия и приютить его. Подробности вас интересуют?
– Не интересуют. И что делал у тебя этот уголовник?
– Значит, все-таки интересуют? – удовлетворенно хмыкнула я. – Стучал молотком, прибивал в кухне полки. Готовил обеды и ужины. Кстати, он неплохо готовит.
– Понятно. И что дальше?
– Дальше… я попросила его поехать со мной. И он не отказался. Но… – Я вспомнила странное поведение Родьки, когда я застукала его с мужчиной в черном пальто, его бегство и пакетик с наркотой, подложенный в машину.
Рассказав об всем этом Полынникову, я взглянула на него, ожидая его реакции. Но он не смотрел на меня. Его взгляд по-прежнему был устремлен на дорогу.
– И что ты скажешь? – жалобно протянула я. – Что я полная идиотка?
– Одно из двух. Либо твое предположение верно, либо ты стала частью очень хитроумного плана. Настолько хитроумного, что разгадать его будет крайне сложно, а найти его идейных вдохновителей – и подавно.
– Я так хотела вернуть Лизу… – с расстановкой произнесла я. – Ты даже не представляешь как! Я была готова на все ради этого! Ехать куда угодно, общаться с кем угодно, делать все, что скажут… – Я замолчала и уставилась в окно.
– Но почему ты ничего не сказала мне?!
Я издала тяжелый вздох:
– Я уже объяснила тебе это. Зачем повторять?
– Я хотел бы услышать это снова, потому что… – Он замолчал, а потом резко затормозил, и машина съехала на обочину. – Таша! Ну почему ты так внезапно убежала от меня?! Неужели ты не могла довериться мне, обратиться ко мне в трудную минуту? Я бы тебе обязательно помог. Тасик!
Ф.Ф. взял меня за руку. Сердце мое сделало сумасшедший кульбит, и я замерла где-то между небом и землей.
– Ну… – прохрипела я и откашлялась. – Так получилось…
Возникла пауза.
– Таша! – строго начал Ф.Ф. и, неожиданно притянув меня к себе, впился в губы страстным поцелуем. Он длился и длился… Мы не могли оторваться друг от друга. Вкус этих твердых губ, их запах сводили меня с ума! Я поняла, что никогда не смогу насытиться им, никогда не смогу забыть его или выбросить из головы – как бы я ни старалась и какие бы усилия к этому ни прилагала.
Мы сделали передышку и улыбнулись, посмотрев друг на друга. Но безумие захлестнуло нас с новой силой… Наши пальцы переплелись, и я опять ощутила его губы на своих губах.
– Может, хватит, а? – запротестовала я, с трудом переводя дыхание.
– Хватит? – насмешливо спросил Полынников. – Ты уже запросила пощады? А ведь я еще и не начинал…
Но вместо каких-то ненужных слов я сама притянула его к себе…
Все, что было потом, помнилось с трудом. Кажется, Полынников вывернул до упора руль и рванул на шоссе. Он ехал, посматривая на стрелку спидометра, и я видела, как ему хочется прибавить скорость и надавить на газ что есть сил. Его губы были плотно сжаты; изредка он бросал на меня жгучие взгляды, и я тонула в этой расплавленной от его желания синеве.
Меня охватило волнение и лихорадка. Вряд ли я бы смогла произнести хотя бы слово, мои зубы стучали, я сидела, обхватив себя руками. Меня бил настоящий озноб, но не от холода, нет, а от того же страстного желания и нетерпения, которое овладело и Полынниковым. Воздух вокруг нас был словно наэлектризован. На повороте я случайно коснулась руки Полынникова, и меня буквально садануло током.
– Шарахнуло? – прохрипел Полынников.
Я молча кивнула.
Мы доехали до гостиницы, где он остановился, и после краткого разговора с хозяевами взбежали по деревянной лестнице на второй этаж, смеясь и задыхаясь от нетерпения.
– Феликс! Я не могу, – смеялась я, зажимая свой рот рукой.
– Потерпи, бедняга, – в тон мне отвечал он. – Осталось немного!
Мы влетели в номер, и я принялась лихорадочно расстегивать свою одежду, путаясь в пуговицах. Полынников помог мне. Наконец я осталась в одном нижнем белье.
– Очередь за тобой…
Я легла на кровать, и он накрыл меня своим телом. Краткий вздох-всхлип вырвался из меня, я закрыла глаза, ожидая бурного продолжения. Но Ф.Ф. неожиданно остановился и провел рукой по моему лицу:
– Кажется, ты заслуживаешь наказания.
Я открыла один глаз.
– И в чем оно будет выражаться?
– Увидишь, – пообещал он. – Мало не покажется.
Полынников отстранился от меня и одновременно положил мне руку на живот, а губами впился в мой рот.
Мое сердце застучало глухими неровными толчками. Эта утонченная ласка действительно была похожа на наказание: его руки хорошо знали свое дело, доводя меня до исступления, а губы беспрерывно атаковали то мой рот, то соски. Небольшие, нежно-розовые, они мгновенно отвердели, и, когда он вбирал их в рот, как бы собираясь выпить их, по моему телу пробегала судорога наслаждения. И вот, когда я уже была готова взорваться изнутри, он соскользнул с меня, но в тот же момент я оказалась наверху. Мои волосы хлестали меня по спине, и он то трепал их рукой, то сжимал мои бедра, от чего у меня перехватывало дыхание. Он смотрел на меня, полуприкрыв глаза, и легкая усмешка пряталась в углах его губ.
– Посмотри на меня, – прошептала я.
Он открыл глаза, и их пронзительная синева обожгла меня. Я наклонилась над ним и крепко поцеловала в губы. Я могла без конца упиваться их вкусом; наши горячие языки встретились, он запустил руку в мои волосы и прижал мою голову к своей.
Наконец я оторвалась от него и с трудом перевела дыхание. В груди у меня сладко щемило: то ли от бурной радости, то ли от тихой нежности. Я улыбнулась.
– Ах, так! – И он ловко перевернул меня: я оказалась под ним. – Теперь моя очередь…
Мы уже не улыбались. Темное желание вырвалось наружу и, как вихрь, смело все вокруг. Мы познавали друг друга с языческой страстью: не осталось ни одного уголка моего тела, которое не подверглось бы атаке его губ или рук. Я задыхалась от волнения, и мои руки все крепче прижимали к себе его тело. И когда я стремительно взлетела вверх, а потом так же стремительно сорвалась вниз, я по-прежнему отчаянно прижимала его к себе. И на какой-то момент я потеряла ощущение реальности. Мы были одним целым; наши влажные тела впечатались друг в друга, и не было такой силы, которая могла бы в те минуты разомкнуть наши объятия. И, резко выдохнув, найдя своим ртом его рот, я прошептала, прежде чем снова погрузиться в восхитительный вкус его губ:
