– Когда?!
– Полчаса тому назад.
– Понятно… – протянула я. – А ты что?
– Ну… я ему рассказал, что знал. Что сейчас ты жутко несчастная из-за этой своей шведской селедки, папаши этого, который дочь у тебя отнял. Все расписал как надо, в лучшем виде.
– Я не знаю, что ты там расписал! Надеюсь, лишнего не сболтнул?
– Да что ты, Рагоза? Я что, трепач? Все только по делу и кратко, никакой ненужной лирики. Кстати, он меня просил тебе об этом не говорить. Так что ты меня не выдавай! Поняла, Рагоза?
– Ладно, Юр! Спасибо за сообщение, будем на связи, а сейчас мне и правда пора бежать…
Повесив трубку, я подумала, что хотя бы час мне к телефону подходить точно не следует. Если Юрка вдруг перезвонит и наткнется на меня – обида у него будет жуткая. А терять Юрку мне не хотелось, все-таки это был один из немногих моих знакомых, на которого можно положиться или просто пожаловаться ему на жизнь. Спасительная жилетка в эксклюзивном варианте.
Около часа я прослонялась по квартире, решая, позвонить ли мне Полынникову или все-таки не стоит? Ну, позвоню… и что я ему скажу? Зачем вы собираете обо мне сведения? Глупо как-то звучит, cовсем по-детски, да и Юрку подведу, а он просил меня не делать этого…
Остаток дня прошел довольно-таки бездарно. Впрочем, к этому мне было не привыкать. Я сходила в магазин, посмотрела телевизор, убралась в квартире. Не успела я выпить свой вечерний кофе, как в дверь позвонили. Неужели Свирня приперся? С него станется! Один раз он так завалился – бухой, без приглашения, и целый час разглагольствовал насчет политики и мировой гегемонии Америки, а потом стал жаловаться на свое сволочное начальство, которое комиссовало его из летных рядов. Юрка, конечно, мой друг, но отсчитала я его под первое число, чтобы он больше мне так на голову не сваливался. «Понял, понял, – плакал пьяными слезами Юрка. – Не буду больше, Рагоза. Эх, ты… я к тебе со всей душой, а ты…»
Я распахнула дверь и застыла на месте. Передо мной стоял Полынников.
– Не ждали? Можно пройти? – И, не дожидаясь моего приглашения, Полынников шагнул внутрь.
Мне стало стыдно за свои стоптанные тапочки и безразмерную майку, натянутую поверх старых легинсов.
– Проходите, – пробормотала я, захлопывая дверь.
– Вы вчера в машине оставили вот это, – и Полынников протянул мне мою записную книжку и запасные ключи от проданной машины, которые я зачем-то все время таскала в своей сумке. В качестве талисмана, что ли? – Утром я обнаружил эти вещи, они валялись на полу в салоне, и я решил завезти их вам. Очевидно, они выпали из вашей сумочки.
– Спасибо. – Я положила книжку и ключи на тумбочку.
– Вот и все, – и он уставился на меня своими ярко-синими глазами.
Я спохватилась:
– Чай, кофе?
Он чуть замешкался с ответом:
– Ну… чай, если можно.
– Можно, – обрадовалась я. – В кухню проходите. Я сейчас! И не надо разуваться, идите так, в ботинках, я все равно сегодня полы мыть собиралась.
Полынников снял свой серый плащ и повесил его на вешалку.
Я быстро переоделась в приличный халат и пошла в кухню. Полынников сидел на табуретке и барабанил пальцами по столу.
– Как дела? – спросила я, включая электрический чайник.
– Нормально. Как всегда, – ответил он.
– Мое дело, наверное, будет трудным? – набралась я храбрости.
– Нелегким, – услышала я лаконичный ответ. – И почему вас всех за бугор несет? Только проблемы себе потом наживаете. Чем вас так привлек будущий супруг из Швеции? Немереным интеллектом? Или большим кошельком? Ну, что? Правду сказать cлабо? – в голосе его слышалась убийственная ирония.
Я замялась. Сказать правду – значит, упомянуть о Родьке. А распахивать свою душу перед Полынниковым мне не хотелось.
– Влюбилась, – с оттенком насмешки сказала я. – А что, разве так не бывает?
– Бывает, почему же, все бывает! Только вот никто не думает о том, что на иностранках часто женятся мужчины с комплексами. Особенно если эта иностранка родом из страны с более низким экономическим уровнем развития. Подспудно они думают примерно так: она – моя собственность, я ее осчастливил, и пусть теперь благодарит меня по гроб жизни. Вы, русские женщины – за редким исключением, – для этих мужчин – рабыни. А вы… любовь! А потом – разрушенные судьбы, дети без матерей! – Ф.Ф на миг замолчал, потом продолжил: – Страдают прежде всего дети, разлученные с матерями. Суды зарубежных стран безоговорочно встают на сторону своих граждан. Это – аксиома. Нашумевшие процессы Ирины Беленькой и Риммы Салонен только подтверждают это правило.
В случае с Ириной Беленькой это вообще – нонсенс! Родители три раза похищали друг у друга собственную дочь. Не могли поделить ее! А Пааво Салонен вывез собственного сына в багажнике дипломатической машины, которую не осматривали. И способствовал ему в этом консул Финляндии. Так они своим гражданам помогают, стоят за них горой.
– Когда я ждала вас в приемной, то разговорилась с одной девушкой, – тихо сказала я. – Ее зовут Люба. Ее муж-дагестанец увез ребенка к себе.
– А… – Полынников вновь замолчал и махнул рукой. – А это вообще практически безнадежный случай! И о чем только наши девушки думают, выходя за всяких Ахмедов и Фазилей? Мусульмане – это же совсем другая ментальность, другие моральные установки, обычаи, мировоззрение. Все – другое! Это пропасть, которую не перепрыгнуть, если только самой не принять мусульманство. Отцы отбирают у матерей сыновей, когда мальчикам исполняется двенадцать лет, это негласный закон. И поэтому нужно трижды подумать, прежде чем рожать от мужчины-мусульманина! Недавний скандал в одном звездном семействе – Орбакайте—Байсаровых – только подтвердил это правило. Но там хоть есть возможность привлечь внимание к своей проблеме, а у рядовых россиянок такой возможности нет. Увез отец ребенка – и ищи-свищи его! Жалко их всех, но раньше думать-то надо было! И не искать счастья ни в чужих краях, ни с людьми чужой веры.
Закипела вода в электрическом чайнике.
От слов Ф. Ф., как я окрестила про себя Полынникова, мои щеки уже тихонько горели: отлупил он меня по полной программе! Наверное, считает меня легкомысленной вертушкой, погнавшейся за длинным рублем, точнее – евро.
– Вам покрепче? – спросила я.
– Покрепче.
– Печенье, конфеты?
– Не употребляю.
– Сахар?
– Одну ложку. И то необязательно, я часто пью без сахара. Так лучше чувствуется вкус чая.
– Значит, мое дело совсем безнадежное? – спросила я, ставя перед Полынниковым полную чашку.
– Я этого не говорил. Но повозиться придется, и результат не гарантирован, хотя, думаю, вы это и сами понимаете. – Полынников быстро выпил чай и встал: – Всего хорошего.
