– Я… не хочу туда, – забормотала я. Влад легонько толкнул меня.
Протянул руку с уже знакомой мне карточкой.
Щелк!
Дверь со скрежетом отворилась, словно пасть гротескного существа. Внутри царила полнейшая темнота.
– Нет! Не надо, я не пойду!! – завопила я. – Помогите! На помощь!!!
Сильная оплеуха заставила меня ошеломленно замолкнуть.
– Еще один писк, девочка, – зашептал Влад над ухом, – и ты останешься здесь навсегда. Вползай!
– Там… темно, – захныкала я, тщетно упираясь, но он с легкостью протолкнул меня в каморку. В ту же секунду вспыхнул луч фонарика.
– Тсансы любят покой и темноту, – благоговейно зашептал Влад. Он осветил помещение, и я почувствовала, что разум начинает покидать меня. Как наполненный гелем воздушный шарик, он отпочковался от моего мозга и тихонько полетел куда-то вверх, в небеса.
Головы.
Кругом одни головы. Крохотные, не больше обычного яблока. На стенах, на потолке, они свисали кошмарными гроздями, словно связки чеснока. Луч фонарика уперся в пол, и я взвизгнула. Казалось, волна карликовых голов, похожих на сотни зловещих нарывов, вот-вот захлестнет ноги. Тсансы высились на кольях ровными рядами, будто рота вымуштрованных солдат.
– Если бы не я, через три недели их коллекция пополнилась бы еще на одну, – проскрипел Влад. Он погладил меня по волосам:
– Ты бы выгодно отличалась от этой серой массы. У тебя очень красивые волосы.
Он вздохнул.
– Жаль, что со временем они бы потускнели и ты бы растворилась в этом болоте.
– Я… мне плохо, – выдавила я. Только сейчас я ощутила, что в этом помещении, по сравнению с сараем, стоял ледяной холод.
– Мы сейчас уйдем, – отозвался Влад. Он неторопливо водил из стороны в сторону фонариком, пристально вглядываясь в застывшие мертвые лица.
«Он как будто что-то ищет»
– Если ты заметила, губы протыкаются специальными палочками. Каждая из них по пять сантиметров. Их делали из пальмы уви, – сказал он, продолжая рассматривать страшные амулеты. – Видишь, палочки расположены параллельно. Если ты посмотришь внимательнее, то заметишь, что глаза у тсансы тоже зашиты. Считалось, что дух убитого воина теперь не сможет отомстить тому, кто его убил.
Я посмотрела на дверь. По сравнению с этой безумной каморкой, заполненной высушенными человеческими головами, лаборатория Сбежневых показалась мне райским садом.
«Может, я успею вылезти и закрыть его здесь?» – внезапно осенило меня.
Я сделала маленький шажочек в сторону.
– Не пытайся бежать, – донесся до меня голос Влада. Он стоял боком ко мне, внимательно изучая сморщенную голову с коричневыми волосами. – Лучше не зли меня, детка…
Я остановилась. Ноги подкашивались. Я хотела опереться на стену и тут же коснулась чьей-то головы. Раздалось тихое шуршание, и я, вскрикнув, отшатнулась. Мне уже начало казаться, что тсансы покачиваются, словно цветы в поле во время сильного ветра. А еще…
(останься с нами…)
(боже, боже!!!)
Они наблюдают за мной.
Даже несмотря на то, что у них зашиты глаза.
Я сомкнула веки.
В темноте послышался глубокий вздох Влада, и я приоткрыла глаза. Он сорвал с потолка тсансу, которую только что рассматривал, и зашагал к выходу. Прямо по крошечным высохшим головам. Они хрустели под его ногами, как чипсы в пакетике, если их мять.
«Меня сейчас стошнит»
– Выходи, – скрипучим голосом скомандовал он. Я повиновалась.
Наконец он закрыл люк. Раздался характерный щелчок.
– Взгляни, – промолвил он. Превозмогая страх и рвотные позывы, я медленно подняла глаза. В руках у Влада на просмоленной веревочке висела голова женщины. Маленькая, сморщенная голова, с проколотыми губами и сшитыми веками.
– Познакомься, – глухо произнес Влад. В уголках его глаз блеснули слезы. – Это Дарья, моя жена.
Я отвела взгляд, кусая губы.
– Мне очень жаль, – только и смогла выдавить я из себя.
– Ничего тебе не жаль, – каменным голосом сказал Ирбе. – Ты ее не знала. И меня ты тоже не знаешь. Ты просто так говоришь, чтобы меня успокоить.
– Я… мне правда…
– Все, проехали.
Он прижал к щеке голову. Потом нежно поцеловал в губы. Пригладил растрепанные волосы. Я не смогла всего этого вынести, и меня вырвало.
Прямо на палки, на которых сушились лица Дениса с его отцом.
– Я любил ее, – сказал Влад. Слезы скатывались по его щекам, но он не обращал на это внимания. – Любил больше всего на свете.
Он прижал тсансу к сердцу.
– Слышишь, родная? – шепотом проговорил он. – Мое сердце помнит тебя. И все еще не забыло тебя и твои поцелуи.
Наконец его взгляд прояснился, и он сказал:
– Они убили ее на следующий день. Поджарили на углях. Еще живую. Понимаешь?
Нет, я уже ничего не понимала. Желудок настойчиво взрывали спазмы, и я закрыла рот ладонью. Ноздри щекотал кисловатый запах рвоты.
– Они проткнули ее вертелом, и обжаривали, как кусок мяса. А она звала на помощь. Звала меня. А потом ей отрубили голову, а тело съели.
Бережно убрав тсансу во внутренний карман, Влад добавил:
– Отец Жени не стоял в стороне. Он знал язык шуаров и каким-то немыслимым образом убедил их в своей востребованности. В свою очередь, индейцы, которые оказались людоедами, предложили ему пройти испытание. Показать, что, мол, ты наш. Ты свой.
Я убрала руки от рта. Тошнота отступила. Даже не знаю, почему.
– Для этого они зажарили мою Дашу. И отец твоего приятеля самолично жрал ее плоть. Получив в подарок тсансу. И все шесть лет, что он там находился, он видел, как делаются эти трофеи. Пока не начал делать сам.
Мы вышли наружу. Небо заволокло тучами, и серебряная улыбка-месяц исчезла. Меня почему-то расстроило это. Как будто я потеряла старого друга.
– Откуда… откуда вы все это знаете? – нерешительно спросила я. По неизвестной мне причине я начала думать, что после этой «экскурсии» Влад развяжет и отпустит меня. А зачем я ему?
Но он не развязал и тем более никуда не отпустил. Ирбе долго молчал, глубоко вдыхая ночной воздух, потом обронил, словно между прочим:
– Потому что я тоже делаю тсансы.
У меня помутнело в глазах.
– Кстати, в сарае есть подвал, – прибавил Влад. – Там у них небольшой крематорий, где они избавляются от тел.
Засмеявшись, он ухватил меня за локоть и потащил в дом. Я зарыдала.
* * *
– Я сейчас тоже зарыдаю, – заметил Сергей. Он нетерпеливо барабанил пальцами по грязному, покрытому жирными пятнами столу. – От жалости к самому себе. Что же дальше, сказочница ты моя ненаглядная?
