– Почему… почему вы не позвоните в милицию? – спросила я, мелко семеня. Одновременно я искоса поглядывала по сторонам – может, несмотря на высоченный забор, у меня появится хоть какой-то шанс быть увиденной? Хоть кем-то?!
– Зачем? – удивился Влад. – Не нужно сюда вмешивать правоохранительные органы. Этого мухомора признают психом и засунут в дурку. А я останусь с носом. И моя заживо съеденная жена не простит мне этого.
– Заживо… что?
Взгляд мужчины посерьезнел.
– Ты думаешь, я псих? Что ж, твое мнение скоро изменится. Ну, для начала – тебе не приходило в голову, что для обычного сарая это помещение уж слишком велико?
Из кармана потертых джинсов он извлек белую пластиковую карточку. В окружении деревянных строений, в пожухлой траве по щиколотку, под открытым звездным небом этот белый прямоугольничек смотрелся так же гармонично, как микроволновка в пещере первобытного дикаря.
«Может, закричать? – неожиданно подумала я. – Ведь рядом дома, в них живут люди!»
(у него нож)
Мой едва приоткрытый рот тут же закрылся. Я хорошо помнила, как Влад с невозмутимым видом ткнул в грудь отца Жени ножом.
Влад с помощью ключа открыл дверь сарая, и у меня перехватило дыхание – за ней тусклым металлом отсвечивала вторая дверь. Мой похититель прислонил карточку к считывающему устройству, после чего раздался тихий щелчок.
– Милости прошу, – проскрипел он, и я ни жива ни мертва на цыпочках зашла внутрь.
– Где-то тут должен быть выключатель…
Я услышала, как сзади возился Влад. Спустя мгновение в помещении вспыхнул мерный голубоватый свет флуоресцентных ламп.
– Это их лаборатория, – пояснил он, окидывая взором окружающее пространство. – Рабочий кабинет, другими словами.
Несмотря на гложущий меня страх, у меня от изумления отвисла челюсть.
Слева располагалась электрическая плита, на одной из конфорок стояла громадная кастрюля из нержавеющей стали.
– Чувствуешь запах? – тихо спросил Влад и повел носом. – Если есть желание, сними крышку.
Я протянула трясущуюся руку к кастрюле, но на полпути остановилась.
– Там мама этого твоего одноклассника Дениса, – сказал он. – Я застал старшего Сбежнева за варкой. Кожа до сих пор плавает в воде. Из нее уже не получится хорошей тсансы. Волосы слезли, и кожа расползлась. Иди сюда.
Спотыкаясь, я поковыляла следом за ним. За плитой прямо на полу стояло огромное деревянное корыто, наполненное песком. Из него торчали две палки, концы которых были увенчаны какими-то серыми заскорузлыми тряпками, с которых спускались слипшиеся пакли, отдаленно напоминающие пряди волос.
– А это Денис с папой.
Мне стало дурно. Эти вонючие тряпки раньше были лицами?!!
– Где… где Дэн? – хрипло спросила я, и Влад наклонился ближе и показал пальцем:
– Вот. Ты разве по цвету волос не определила?
Он выпрямился.
– Головой Антона занимался сынок моего коллеги, твой ухажер Женя. Он тоже кое-что умеет. Но, как я понял, он не до конца удалил мясо с внутренней стороны кожи, и она сгнила. Ничего, это дело практики…
Я представила себе Женю, с напряженным выражением лица (которое бывает у него всегда, когда он занят ответственным делом), ковыряющегося в отрезанной голове Антона, и зажала рот ладонью.
Боже, это сплошное безумие.
– Кипяток уничтожает бактерии и микробы, – вещал между делом Влад. – Кожу варят строго определенное время, иначе она разварится и порвется, как размокшая бумага. Во время варки кожа сжимается, постепенно уменьшаясь в размерах. Потом ее насаживают на кол, чтобы она остыла. Видишь?
Я кивнула, с трудом сдерживая тошноту.
– Затем разрез, который был сделан во время сдирания кожи, зашивается. Внутрь помещаются раскаленные на костре камни, они должны быть круглой или овальной формы…
– Послушайте, не надо, – я едва ворочала языком.
– …камень засовывался внутрь, и его катали, чтобы он выжигал оставшиеся волокна плоти. Вместе с этим изнутри прижигалась кожа, она дубела, становясь жестче. Когда камень остывал, его снова клали на угли, а внутрь засовывали следующий, нагретый. Смотри!
Влад развернул меня, словно я была манекеном, в сторону стеклянного шкафа. На полочках были аккуратно расставлены коробки, доверху заполненные круглыми камнями. Я почему-то подумала о море, как я ступала по обкатанным волнами камушкам-голышам, ойкая, когда какой-нибудь из них слишком больно впивался в кожу моих нежных ступней…
– Вон жаровня. На ней Сбежневы нагревают камни. А это…
Влад пихнул меня еще дальше, там освещение было хуже. Я остановилась еще у одного шкафчика, тоже со стеклянными дверцами. Он был закрыт на хромированный замочек.
– Это их рабочий инструмент, – как во сне, услышала я за спиной ровный голос Влада. – Прямо как в доме охотника. Только вместо ружей… Ну, ты сама видишь.
Я потерла глаза. Нет, нет и нет…
За стеклом на специальных подставках, словно в музее, «красовались» предметы, от вида которых у меня зашевелились волосы.
Топоры, штук пять. Все разной величины. Три громадных ножа мачете. Пилы, штук шесть-семь. Даже проволочная струна, как у хирургов… Я в одной передаче видела. О, боже…
– Продолжим?
Мне хотелось кричать от этого спокойного, но вместе с тем страшного голоса. Он словно зачитывал диагноз больного, обреченного на смерть.
– Пожалуйста…
Он проигнорировал мои всхлипы.
– Для непосредственного уменьшения головы индейцы использовали раскаленный песок. Его нагревали в горшке на огне, потом засыпали внутрь будущей тсансы, примерно наполовину. После этого голову переворачивали, чтобы песок, перемещаясь внутри тсансы, стер, словно наждак, остатки сухожилий и мяса. Песок также помогал удалить жир в труднодоступных местах – у носа и губ. В перерывах внутренняя поверхность головы скреблась ножом, после чего песок засыпался вновь. Это действие проделывалось много раз, пока тсанса не приобретала нужный размер. Голова становилась, словно у карлика.
– Я хочу наружу, – сипло произнесла я, и по моему лицу ручьем хлынули слезы.
Влад положил мне на плечо руку. Несмотря на его худощавое телосложение, рука у него была большая и крепкая. Словно на меня взвалили небольшое бревно.
– Ты должна еще кое-что увидеть, – сказал он. – И тогда у тебя больше не будет вопросов.
Он потащил меня в самый конец помещения, где горела всего одна лампа. Мы остановились у крохотной дверцы, размером едва ли превышающей канализационный люк.
– Это… что? Запасной выход?
– Нет. Это их святая святых. Сакральная комната. Как алтарь или капище для верующего. Но тебе уже можно туда. Ты избранная.
