– Тебе очень идет, Олеся.
– Спасибо, – ответила я, слегка покраснев.
– Знаешь, глядя на эту цепочку, я вспомнил о женщинах племени Падаунг. Их еще называют женщины-жирафы, – сказал Сбежнев. – Они живут в высокогорьях, на востоке Мьянмы. По древним обычаям женщины этого племени вытягивают с помощью специальных колец свои шеи.
– Я как-то видела передачу про это, – промолвила я.
– Количество колец является показателем статуса женщины, – продолжил Женя. – Их начинают надевать, когда девочке еще пять лет. И каждые пару лет добавляют по кольцу. У некоторых количество колец достигает двадцати, это порядка пяти килограммов. Но интересно не это. Поговаривают, что за измену женщины эти кольца с нее снимают. И тогда она обречена на ужасное существование – после ношения стольких лет колец шейные позвонки деформируются. Женщина попросту сломает себе шею, если попытается вести обычный образ жизни без этих колец.
– Кошмар, – меня передернуло. – А еще я слышала, как они вставляют в рот тарелки.
Женя с готовностью кивнул.
«Оседлал своего обожаемого конька» – пронеслась у меня мысль. Это было поразительно. Казалось, мой собеседник напрочь забыл, что три минуты назад обсуждал жестокую смерть своего одноклассника. И между прочим, единственного друга.
– Это племя Мурси. Молодые девушки и незамужние женщины носят деревянные тарелки, а замужние – глиняные. Для того, чтобы нормально питаться, они вышибают себе передние зубы…
– Женя, давай о другом, – я принужденно улыбнулась.
– Давай, – меланхолично согласился парень. Он вытер салфеткой рот.
Признаюсь, в этот момент с моих губ был готов сорваться вопрос о семье Евгения,
(что… он тебе рассказывал?)
но спустя мгновение лицо моего визави буквально перекосило от страха, и от неожиданности я чуть не опрокинула на себя стакан с фруктовым коктейлем.
– Ты что? Привидение увидел? – оправившись, спросила я.
– Мне показалось…
Он пристально вглядывался в окно.
– Я…
– Что?
Я в упор смотрела на него.
– Кого ты видел, Женя?
Он весь как-то скукожился, словно увядший на солнце куст.
– Это мужчина? Высокий, худой, у него неаккуратно подстриженные волосы? С проседью?
– И кепка, – прошептал Женя.
«И кепка» – подумала я. Точно, кепка.
– Кто он?
– Не знаю, – с усилием выговорил Женя. – Но этот человек уже несколько недель следит за нами. Точнее, за моим отцом.
Он поднял на меня испуганные глаза:
– Их что-то связывает. Но папа как воды в рот набрал. Мол, сиди дома. Как будто речь идет о грозе, мы ее переждем, и все вернется в прежнее русло. Но ничего просто так не бывает. Этот человек принесет в наш дом беду. Я чувствую каждой порой кожи, Олеся.
Он умолк, а я, после секундной паузы, рассказала Жене о встрече с незнакомцем в лифте.
– Мне кажется, тебе надо пойти в милицию. Или твоему отцу, – предложила я.
– Он не пойдет, – махнул рукой Сбежнев. – Да и меня никто слушать не будет. Этот мужик ведь не убил пока никого, верно? А наши милиционеры начинают шевелиться, когда уже все произошло.
Он посмотрел на часы, висевшие над кассой:
– Мне пора. Тебя проводить?
– Да, – сказала я, про себя удивившись, что даже не раздумывала над ответом.
Еще больше меня поразила другая мысль.
Женя начинал мне нравиться.
* * *
Он позвонил мне на следующий день и извиняющимся голосом произнес, что хотел бы видеть меня на своем дне рождения.
«Мне очень приятно, что ты пригласила меня» – тараторил он. «Хоть праздник и был омрачен этими событиями… Теперь я очень жду тебя у себя в гостях»
Женя не пояснил, кого он еще позвал, а я решила не расспрашивать его об этом. В конце концов, это его личное дело.
Вечером я села за компьютер – мне предстояло собрать информацию для реферата по литературе. Во время просмотра интересующих меня статей в комнату зашел Андрей Алексеевич, мой отчим.
– Как успехи? – спросил он сухо. С такой же интонацией говорят: «Не обижайся, но этот разговор не для твоих ушей».
Он редко называл меня по имени. «Госпожа Келлер», «сударыня», но по имени – никогда.
Я ответила, что все нормально.
Он мне не нравился. Если до исчезновения Маргариты у нас с ним были натянутые отношения, то сейчас я воспринимала этого человека как соседа по коммуналке. «Здрасте – до свидания». Вот и все общение. Мать сильно переживала из-за этого, волей-неволей оказавшись между двух огней. Она прилагала немыслимые усилия для сохранения в нашем доме мира и согласия, пусть и хрупкого, как истлевший пергамент.
– В школе нормально?
Андрей Алексеевич встал рядом, уставившись на экран монитора, и я испытала раздражение. По мне это равносильно подглядыванию в ванной.
– Да, все отлично, – стараясь держать себя в руках, ответила я. Он заметил скульптуру моей головы, висевшей на лампе, и его брови поползли наверх.
– Ого, – протянул он. – Это тебе подарили?
Я промычала что-то нечленораздельное, мысленно приказывая ему как можно быстрее убраться из моей комнаты.
– Надо же… как живая, – бормотал Андрей Алексеевич, вертя в руках поделку. Зачем-то понюхал волосы, после чего сморщил нос и чихнул.
Я демонстративно положила руки на тетрадь и посмотрела на отчима.
«Разве ты не видишь, что мешаешь мне?»
Я надеялась, что выражение моего лица красноречиво свидетельствовало о моем настроении, но Андрей Алексеевич словно не замечал меня, продолжая с завороженным видом поглаживать волосы кукольной головы.
– Как настоящие, – выдохнул он.
– У меня реферат завтра, Андрей Алексеевич, – вежливо напомнила я, и он словно очнулся.
– Ну да. Конечно. У тебя всегда какие-то дела, когда с тобой хотят пообщаться родные. Да, сударыня?
Я с трудом сдержалась, чтобы не выдать ответную колкость.
Отчим фыркнул и протянул руку, пытаясь повесить мой подарок на место. То ли из-за недостатка освещения (в комнате горела лишь настольная лампа), то ли от невнимательности «моя» голова выскользнула из его пальцев и с глухим стуком упала на пол.
Я стиснула зубы, от всей души желая отчиму испариться или раствориться. Что угодно, но чтобы глаза мои его не видели в моей комнате.
– Какой я неуклюжий, – хмыкнул он, поднимая с пола глиняный сувенир. – Это вышло… случайно. Оно не разбилось.
«И оно мне не нравится» – светилось в его глазах.
