— Бойцы на передовой погорячились, им уже влетело от командира. Вы на немецкой технике приехали, ну они вас и не стали спрашивать.
— Ясно, как всегда, от своих получаем больше, чем от врага. Они бы с фрицами так воевали. — Мне, если честно, уже надоело постоянно получать от своих. Оклемаюсь — морды набью всем, кто участвовал.
— Ну, молодой человек, не преувеличивайте. Бывает и хуже, уж поверьте старому человеку.
Верилось легко. Истомин рассказывал, что бывало разведчиков, вышедших к своим, вообще расстреливали. Всяко бывает, народ нервный, вокруг вон чего творится.
— Что беспокоит больше всего, молодой человек? — продолжал свой мягкий допрос военврач.
— Бок болит, хотя нет, голова сильнее. Кажется, лопнет сейчас. — Правда, каждое слово и даже просто движение губами причиняло дикую боль, отзывавшуюся в голове ударами кувалды.
— Если голова болит, молодой человек, значит, она есть, — скаламбурил доктор. — Извините, шучу. Нам без юмора тяжко, такого наглядишься, с ума можно сойти.
— Да ладно, доктор, ничего, — вот Петросян, еще бы анекдот рассказал, про усатого. И я бы посмеялся.
— Сейчас Светочка обработает раны, перевяжет. Затем надо сделать укол, поспите, голова должна пройти. Это скорее от сильной усталости, ну и давление подскочило от ран. Вы ведь еще пешком протопали, наверное, прилично?
— Было дело, да еще кругами и по болотам, — поплакался я.
— Лежите, отдыхайте, нужно хорошо выспаться.
— Товарищ военврач… — я замялся.
— Военврач третьего ранга Колесов, — представился доктор.
— Товарищ военврач третьего ранга, разрешите вопрос? — я намеренно обратился, как положено.
— Обращайтесь, товарищ лейтенант. — Дядька удивленно смотрел на меня.
— Из моих ребят есть кто-нибудь на ногах?
— Я сейчас посмотрю, позвать?
— Да, если можно.
— Только недолго, вам всем нужно отдыхать!
— Слушаюсь, — улыбнулся я.
Военврач вышел, полог палатки опустился. Но тут же вновь слегка приподнялся, и в образовавшуюся щель проскочила маленькая фигурка.
— Товарищ лейтенант, попробуйте повернуться немного на левый бок, — услышал я знакомый, певучий голосок.
— Для вас, я и мертвый перевернусь, — вывез я и замер.
Надо мной склонилось лицо, личико. В тусклом свете коптилки удалось разглядеть глаза. Ах, что это были за глаза… Ясно сверкнули, как звезды. Четкие узкие брови казались черными стрелами и придавали глазам выразительности. Ямочки на щечках, губки… Во я попал! Ведь сколько здесь уже нахожусь, про женщин даже не думал. И не до того было, да и жена не забывалась. Я ее с дочкой действительно сильно любил. А тут, как кувалдой, которая в голове стучит, по макушке треснули. У меня и с женой так было. Увидел один раз и говорю другу: «Это мое». Друг посмеялся в ответ, сказал, что я дурак. А вот вышло-то все именно так, как я и сказал. Познакомились, долго встречались, стали жить вместе. Дочь появилась уже спустя несколько лет, зато была очень даже ожидаемой и любимой. Постоянно наблюдал в своем времени, как друзья находили себе подруг, женились, кто по залету, кто и по любви. Но очень немногие заводили детей по желанию. У доброй половины были нежданными, поэтому люди пугались ответственности и расходились, как правило. В основном, конечно, уходили мужики, боялись стать привязанными к дому, к детям. А ведь лучше-то и нет ничего, чем быть рядом с частичкой тебя самого. Видеть, как она растет, играть, а…
Кажется, у меня от воспоминаний даже слезу вышибло.
— Товарищ лейтенант, вам плохо? — испуганно проворковала девушка санинструктор.
— Все хорошо уже, — я вытер лицо рукой.
— У вас такое лицо было, сначала доброе, а потом как-то замерло резко, — девушка казалась напуганной.
— Просто задумался немного. Извините, если напугал, я не хотел. Правда, — я попытался улыбнуться, но выходило с трудом.
— Надо рану обработать, Андрей Ильич приказал как следует осмотреть. Освещения никакого, видит он уже неважно, вот и просил поглядеть, нет ли воспаления.
— Смотрите, чего уж там, — кивнул со вздохом я и повернулся спиной к Светланке.
Да, присохшие бинты — это что-то. Фурацелинчику, да хотя бы соляной раствор, что ли, придумали. Как же больно-то. Заорать не получилось, во рту было одеяло. Зубы, думал, сломаю, так сжал, что аж в глазах потемнело. Потом вспомнил наказ тренера: болит рука, ударься ногой. Выплюнул одеяло и закусил губу. По подбородку потекла теплая струйка, во рту появился вкус крови. Ну что у меня все с перебором-то выходит? Чуть губу не откусил, аж забыл, что мне бинты отрывают.
Внезапно раздавшийся знакомый голос заставил вынырнуть из мыслей о вечном.
— Командир, звал?
— Саня, ты? — хрипло выдохнул я.
— Ага, ты как? — голос Зимина был чуток настороженным.
— Да как видишь, гансам не пожелаешь. Как ребята? Как ты сам?
— Да ничего, раны нам почистили, замотали, кому надо было. Все отдыхают. Я связался с Ленинградом, нам повезло.
— Чего такое? — встрепенулся я.
— Наш генерал там, — загадочно произнес Саня.
— Да ладно! И чего?
— Сначала матерился, когда я про тебя рассказал, потом успокоился и велел ждать машину.
— Вот увидишь, сам прибежит. Любит он на меня поорать, особенно в медсанбате.
— Ну, не равнодушен он к тебе, что поделаешь?
— Это точно. А-а-а! — заорал я.
— Ты чего, охренел, что ли, командир? Я же чуть головой потолок не проткнул, — Зимин подпрыгнул от моего внезапного вскрика.
— Зимин, вали на хрен отсюда. Придет машина, доложишь, — прошипел я от дикой боли, резанувшей по телу тупой бритвой. Чего там сделало мое «солнышко», не знаю, но боль была страшная.
— Товарищ санинструктор, я вас напугал? — Девушка стояла в сторонке, боясь приблизиться ко мне. Вот дурень, напугал деваху. — Извините, не сдержался.
— Это вы меня простите, безрукую, — всхлипнула девица.
— Да вы что, Светлана, вы же мне эту дырку не делали, не надо себя винить. Уж кому-кому, но не вам себя виноватой считать.
— Я продолжу? — чуть уверенней спросила Света.
— Давайте, — я снова закусил прокушенную губу.
Дальше было легче, видно, боль была оттого, что Света оторвала последний слой бинта. Теперь она чем-то смазывала рану. Еще чуток потерпел, когда чистила, но так, уже без потери сознания. Раньше меня всегда вырубало от этого.
— Почти все, смажу сейчас царапины и сделаю укол.
Я лежал и тупо ждал, когда она закончит, хотелось быстрее лечь на спину и еще раз увидеть ее лицо. Вот наконец она разрешила мне это сделать, предварительно вынув шприц из моей многострадальной задницы.
