— Отъездился, — услышал я голос казаха.
Перезарядив весло, взглянул в оптику. Водительская дверь броника была распахнута, а на земле лежал труп.
«Гадство, там, наверное, помойка теперь», — подумал я.
— Командир, можно сниматься. Зимин уже зенитку развернул. Да и Вано тоже рядом со вторым БТРом.
— Ладно, иди к ним, я отсюда погляжу. Пусть Саня зенитку наладит, если эти из палаток полезут, накрывайте их. Только сами к ним не лезьте, БТР бронирован легко, из карабина борт прошибут и — амба.
— Понял, ты здесь долго не оставайся, вдруг подкрадется кто.
— Иди уже, надо сваливать отсюда побыстрее.
Мурат умчался бегом. Полкилометра пробежит быстро, захват броников нам должен помочь пролезть через передовую. Немцы, конечно, спохватятся, но под броней все-таки спокойней будет. Хотя, как я и сказал, броня там легкая, но зато не пешком.
Два взвода немецких солдат поступили глупо. Вместо того чтобы рвануть за помощью, они заняли оборону и решили отстреливаться. Сначала Зимин накрыл их зенитным огнем, а затем подъехали на втором БТРе ближе и из пулемета покрошили всех, кто еще оставался. Вот ведь засранцы, ведь передал с казахом приказ не лезть, все равно поехали.
Я присоединился к остальным, когда все стихло. Мне помахали руками, в прицел я хорошо все видел. Медленно, боясь делать резкие движения, я кое-как добрался до них. Почти сразу рухнул без сил. Посидев с минуту на траве возле БТРа, почувствовал, как кружится голова. Внезапно стало как-то легко, и моя голова встретилась с землей.
Очнулся я от дикой тряски и шума лязгающих гусениц.
— Э, изверги, где вы тут? — в глазах темно, в ушах шумит. Состояние мерзкое.
— О, командир, ну наконец-то! — донесся до меня чей-то окрик, даже голос различить я не мог. Слишком сильной была головная боль.
— А-а-а! — запричитал я, когда «Ганомаг» подбросило особенно сильно. — Вы чего, меня совсем угробить решили? Так пристрелили бы, чего же издеваться-то.
— Извини, командир, двадцать минут назад проскочили немецкий заслон. Зимин им крикнул, что идем на перехват русскому десанту, выброшенному только что где-то на нейтралке.
— И они поверили, — ехидно скорчив рожу, съязвил я.
— В начале да, поверили. Мы дальше рванули, а они за нами, — услышал я голос самого Зимина. Тот у нас уже не в первый раз работает под немца, уж больно у него акцент натуральный.
— И чего, еще и с ними сцепились? — покачал головой я, думая о плохом.
— Нет, еще не стреляли, вон посмотри, они так за нами и пылят.
— Да ладно, — вскинулся я и повернул голову назад. Пришлось приподняться над бортом, ни хрена себе. Немцы на трех мотоциклах ехали сзади и махали руками.
— А чего они не стреляют? — удивился я.
— А хрен их знает, может бояться, у нас ведь зенитка. Да и на втором БТРе пулемет. Тут еще гранат до хрена всяких, патронов вообще, хоть ешь их, хоть соли.
— Мурат, а чего вокруг-то? Может, вальнуть их, да и все дела?
— На фига? У нас такой эскорт добрый, осталось проехать совсем чуток. Ближе к нейтралке завалим, нам бы только до леса дотянуть. Километра два еще, а там почти дома.
Сзади раздавалось тарахтение мотоциклетных моторов. Я еще раз бросил короткий взгляд назад, хотелось убедиться, что кроме этих байкеров, там больше никого нет.
Примерно через пять минут раздался голос казаха.
— Остановились, видать уже близко наши, боятся лезть на рожон, — тотчас по БТРу скользнули, рикошетя, пули.
— Вот суки! — ругнулся Мурат. — Не дали тихо уехать.
— Мурат, а ведь стреляют-то спереди, — прислушиваясь, уточнил я и инстинктивно наклонил голову. Казах высунул голову над кабиной БТРа и тут же нырнул обратно.
— Да, вот и вернись с задания, свои же завалят, — выругался он.
— Чего, правда, наши? — не веря, что почти доехали, спросил я.
— А то кто же? Немцы бы попали, — смеясь, подал голос Зимин.
— Сань, немцы близко, давай сворачивай куда-нибудь, надо еще отъехать.
— Сейчас, Вано тоже сообразил. Уже нашел дорожку, в лес заедем и встанем.
А стрельба становилась все серьезнее. В бортах появлялись новые дырки. Все лежали на полу, боясь поднять голову, один Зимин занят был управлением этого гроба. И как ему не страшно?
— Приехали! — вскоре выкрикнул он и дал по тормозам, от чего мы все кубарем полетели головой вперед.
— Зимин, ты охренел, что ли? — кряхтя и потирая ушибленную руку, полез в кабину казах. Но вдруг замолчал. Я тоже привстал на руках и поглядел вперед, между головами моих ухарей. Прямо перед нами стоял наш, советский, танк. Т-28, я даже разглядеть успел, до того, как люк сзади распахнулся и меня за ноги грубо вытащили наружу. Хлопнувшись лицом на дорогу, ноги-то мои кто-то держал, выругался и, стиснув зубы, попытался поднять голову. Получилось, вот только не видел я ни хрена, пыль застила глаза, я бешено стал их тереть. Удар по спине, чем-то тяжелым. Крики моих друзей, больше я ничего не слышал и не видел.
Ох и тяжкое это дело, просыпаться после потери сознания. В какой уж раз, а все не привыкну, хотя можно ли к такому привыкнуть?
Я лежал лицом вверх, надо мной нависал низкий темный потолок. В палатке, что ли? Точно, палатка. Голова раскалывалась от дикой боли в висках. Спину саднило, в боку пожар. Чего-то совсем не комильфо! Я живой или уже нет? Так, чего-то такое уже было, опять вроде дырку получил, — память неохотно возвращалась.
— Очнулись, ну вот и хорошо! Светлана? — рядом со мной кто-то был, но в поле моего зрения человек не попадал.
— Да, Андрей Ильич? — услышал я второй голос, женский, а приятный-то какой! Слушал бы и слушал. Молодой, чистый и нежный.
— Светочка, принеси, пожалуйста, чистые бинты.
— Сейчас, — коротко ответил красивый голос. Обладательница ангельского голоска прошмыгнула рядом с дохтуром.
— Как вы себя чувствуете, товарищ лейтенант? — склонился надо мной военврач.
— Да чего-то хреново как-то, — скорчил я рожу.
— Вообще-то это естественно, ранение, плюс приличное истощение организма.
— Да вроде не голодал, откуда истощение?
— Как я слышал, вы серьезно повоевали? Ребята ваши немного рассказали.
— А где они сами и где вообще я? — по-еврейски ответил я.
— Вы пересекли линию фронта, сейчас вы в полевом госпитале, вас должны скоро вывезти. Ваш лейтенант, Зимин, кажется, связывался с кем-то в Ленинграде, оттуда уже выслали машину и сопровождение. А ребята ваши все тут, в соседних палатках, отдыхают. Кого-то и подлатать пришлось, кто-то просто очень устал и спит уже сутки.
— Во как! А то я помню только, как нас кто-то отмутузил знатно, а больше ничего.
