Волны отхлынули. Ослепительный свет начал меркнуть.
Саулу все же удалось подняться на ноги, сделать один или два неверных шага, и тут он понял, что все вокруг него восстановилось. Все тот же мир, который он знал, мир, который любил: спокойный, неизменный, и невредимый маяк высится чуть поодаль над волнами. В небе носились чайки, где-то в отдалении маячила фигура – человек собирал ракушки. Саул отряхнул песок с рубашки и шортов, довольно долго стоял, уперев руки в бедра. Удар, видимо, повлиял на слух, он все еще весь дрожал при воспоминании о его мощи. Но никаких свидетельств это происшествие не оставило, за исключением разве что вдруг навалившейся меланхолии, словно он скорбел по потерянному миру.
Дрожь все никак не удавалось унять, и Саул подумал – уж не сходит ли он с ума? Он был не настолько полон гордыни, чтобы считать, будто получает послания свыше. Потому что в центре этого обрушившегося на него светового потока на миг возник некий образ. И смотритель сразу узнал его: восемь листков странного растения, расположены по спирали, словно ступени лестницы, спускающейся к забвению.
* * *
Середина утра. Камни были скользкими и острыми, инкрустированные моллюсками и вкраплениями кварца. По этим скалам в поисках хоть какого-то пропитания ползают рачки, тут же скопились водоросли, тонкими и толстыми, иногда желатинообразными прядями, от них исходит специфический вязкий запах гниения, приятным его никак не назовешь. Какое облегчение – просто сидеть здесь, пытаясь прийти в себя. Сидеть и всматриваться в лужицы у ног, оставшиеся после прилива, чувствуя за спиной надежную защиту камня. Пытаясь унять дрожь. Бывали и другие видения, но ни одно не могло сравниться с этим по мощи. Вдруг отчаянно захотелось, вопреки всему, чтобы здесь появился Генри, чтобы можно было исповедоваться о своих симптомах этому неутомимому, страстному, погруженному в самообман охотнику за привидениями. Сейчас Саул вспоминал о нем почти с нежностью. Но со времени того последнего ночного инцидента он не видел ни Генри, ни Сьюзен, ни ту странную женщину. Иногда казалось, что за ним наблюдают, но, наверное, то была лишь реакция на слова Генри, сказавшего, что «найдет это», подразумевая, что вернется сюда.
Лужа перед ним образовывала большой неровный овал, окаймленный, точно картина, рамой из бело-розовых морских анемонов. Поверхность ее темнела, когда в небе над головой проплывало облако, меняла окраску в зависимости от освещения, покрывалась рябью при порывах ветра. Но когда сквозь облака снова пробивалось солнце, он видел в ней не только отражение своего лица и колен. Лужица превращалась во что-то вроде живой витрины кунсткамеры. Он предпочитал гулять по суше, наблюдать за птицами, но понимал и людей, которых завораживал подводный мир.
Вот толстая оранжевая морская звезда застыла на краю наполовину в воде, то ли хочет выбраться, то ли погрузиться назад. Обитающая на дне рыба словно затеяла игру в прятки: плотное создание с выпяченными губками сливалось по цвету с песком, ее присутствие выдавали лишь сапфирово-золотистые глазки. Крохотный красный краб торопливо, бочком пересекал пространство, двигаясь в сторону того, что для него было разверстой пропастью, черной дырой, ведущей вниз, возможно, в нескончаемый лабиринт из крохотных пещер в камне, образовавшихся за долгие годы постоянных приливов и отливов. И если достаточно долго и самозабвенно созерцать этот удивительный микрокосм, все остальное забывалось, куда-то отступало, даже тень его собственного отражения.
Здесь Глория и нашла его, и Саул этого ожидал, зная, что камни стали для нее тем же, чем маяк для него.
Она плюхнулась рядом с ним на крепкий зад, обтянутый вельветовыми джинсами, почти не скользящими на твердой поверхности. Примостилась на камне ловко, как птичка на насесте. Под ее нажимом он был вынужден подвинуться. Она никак не могла отдышаться, видно, набегалась по скалам, и лишь выдавила одобрительное «ого!» при виде того, чем он занимался, а Саул в ответ улыбнулся ей и кивнул. Дальше по берегу все было тихо и спокойно, если не считать раскачивавшихся вдали на волнах метельчатых водорослей, даже чайки затихли, то слетая вниз, к воде, то взмывая вверх.
Они долго сидели рядом и наблюдали. Саул не стал рассказывать ей о том, что недавно видел, решив, что незачем нагружать ее подобным. Он мог рассказать об этом только Чарли. Да и то вряд ли.
Краб рылся в песке, выискивал что-то. Закамуфлированная рыба рискнула, решила медленно прогуляться на плавниках, похожих на полураскрытые веера, ища убежище в тени под крохотным выступом скалы. Одна из морских звезд, точно в замедленной съемке, соскользнула в воду, на поверхности остались лишь два блестящих кончика ее лучей.
И вот наконец Глория спросила:
– Почему ты здесь, а не работаешь в саду или на маяке?
– Как-то не в настроении работать сегодня. – Перед глазами проносились старые иллюстрированные манускрипты с изображением комет, перечеркивающих небо, картинки из старинных книг в библиотеке отца. Казалось, что он до сих пор чувствует вибрацию земли под ногами. Видит странных существ в песке. Как следовало это все понимать?
– Да, мне тоже не всегда охота идти в школу, – сказала она. – Но тебе за работу хоть деньги платят.
– Верно, деньги платят, – кивнул он. – А вот тебе за то, что ходишь в школу, никогда не дадут.
– А должны бы. Мне там знаешь как трудно приходится!
Интересно, насколько трудно, подумал он. Вполне возможно, что она не преувеличивает.
– Школа очень важна для человека, – заметил он, просто потому, что подумал, что должен так сказать. Словно за спиной у него стояла мать Глории и нервно притопывала ножкой.
Глория призадумалась на секунду-другую, потом ткнула его кулачком в бок, точно они были подвыпившими приятелями и сидели в деревенском баре.
– Я говорила маме, что это тоже школа, но она и слушать не захотела.
– Что «это»?
– Ну, эти лужицы. Лес. Следы. Все это. Большую часть времени я, конечно, сачкую, но и разные вещи тоже узнаю.
Саул представил, как на это заявление отреагировала ее мать.
– Ну, отметок здесь тебе никто не ставит. – Потом заулыбался: – Хотя, думаю, медведи могли бы поставить тебе пятерку за внимательность.
Она слегка откинулась назад, окинула его оценивающим и недоуменным взглядом.
– Глупости. Ты здоров вообще?
– Да, ты права, дурацкий какой-то разговор.
– Так ты все еще чувствуешь себя… странно?
– Что? Нет. Нет, я в полном порядке, Глория.
Они продолжили наблюдать за обитателями миниатюрного бассейна. Но наверное, двигались слишком активно или говорили слишком громко, потому что рыбка зарылась в песок, теперь оттуда виднелись лишь ее глаза.
– Маяк меня тоже кое-чему учит, – заметила Глория, выведя Саула из задумчивости.
– Стоять прямо, тянуться ввысь, посылать луч света из головы к морю?
Она захихикала, отдавая ему должное за этот ответ, хотя он произнес его с некоторой горечью.
