Мак побледнел; его взгляд потяжелел – словно зашелестел осенним ветром и заклубился темными облаками.
– Ты туда не пошла?
– Пошла, я должна была.
– Но ты… здесь. Ты сумела отменить Переход?
Он нервничал, хоть и старался не показывать этого. Наверняка, как и она, подумал о том, что не смог бы самостоятельно отыскать ее на пятнадцатом.
– Я не сумела отменить Переход. Но я пыталась. Пыталась так тщательно, что Портал дал сбой… – не сбой, он лишь выполнил то, о чем она просила, – и отправил меня в прошлое.
Она умолкла. Закусила губу, стараясь не нырнуть вновь в отчаяние, в те воспоминания. Затем подняла глаза и тихо продолжила:
– Знаешь, сколько времени для меня прошло с трех часов, Мак?
– Сколько?
Она никогда не видела его таким – напряженным, с потемневшими от волнения глазами, со сжатыми в нитку губами.
– Почти месяц. – Невеселая усмешка и следом – тяжелый вздох. – Так что я плачу иногда, да. Этот месяц был слишком долгим, слишком…
Чейзер опустился перед ней на колени.
– Как ты сумела вернуться? Как? Ведь ты могла остаться там навсегда?
Вот теперь и он ощутил взмах крыла слишком близко пролетевшего мимо них кошмара. Пролетевшего, по крайней мере, мимо него.
– Могла. Но я все это время помнила, что здесь, в этой ветке, в этом доме меня ждешь ты.
Она прижалась к его лбу своим, гладила по короткому ежику на затылке – успокаивала не то себя, не то его, не то сразу обоих.
– Я же вернулась, вернулась, видишь?
Для него она и не исчезала, но Мак каким-то образом прочувствовал ее беду.
– Ты похудела. А я еще думал – мне показалось…
Теперь ее сжимал он. Чтобы не ушла, не растворилась, не исчезла. Гладил по голове и делал это от волнения грубовато, целовал в макушку; Лайза чувствовала, что его мышцы груди и рук не расслабляются ни на секунду.
– Я поговорю с Дрейком, слышишь? – слова звучали жестко, как удары хлыста. – Я заставлю его признать ошибку, заставлю все исправить, заставлю…
Ее мужчина сражался с драконами. Вскинул заостренное копье, пришпорил коня, понесся с боевым кличем вперед. Ей было приятно. Ее Мак был готов напасть на самого Начальника, лишь бы защитить ее – свою семью, – это многого стоило.
– Ничего не нужно его заставлять, – прошептала Лайза. – Я встречусь с ним сама, он так просил.
Секундная тишина.
– Он так просил?
– Да. Сам.
– Как это – сам?
– Я потом тебе объясню, ладно? Это длинная история.
Может быть, однажды она расскажет ее во всех подробностях, а может, и нет – время покажет, – но смысл передаст точно.
– Ты просто отвези меня к нему, ладно? Мне нужно кое-что передать.
– Отвезу.
Ответил, но не сдвинулся с места. Все держал и держал ее, прижатую носом к своей груди, гладил, оберегал, защищал от невидимых врагов.
А Лайза улыбалась.
Кажется, она впервые с момента возвращения сумела расслабиться.
* * *
Тогда, сидя в том же самом кабинете, она рассказывала ту историю – историю из нынешнего времени, – теперь была готова рассказывать ту.
Но не пришлось.
Каким-то образом Дрейк понял все подробности сам: коснулся белого аккумулятора-флешки, опутался ворохом непонятных ей символов, воспаривших прямо в воздух, а после долго вглядывался в них и мрачнел. Впитывал, считывал, узнавал.
А потом символы исчезли.
Остался лишь льющийся в окно солнечный свет, заставляющий то и дело вспыхивать белую полосу на рукаве серебристой куртки, снова стал прозрачным воздух кабинета, исчезли с поверхности стола мухи-тени. Дрейк стоял у окна; Лайза, ссутулившись, сидела на стуле.
Какое-то время оба молчали.
– Тебе тяжело пришлось, я знаю, – прервал паузу Начальник, и голос его прозвучал глухо, с нотой раскаяния.
– Тяжело, – кивнула Лайза и не захотела поднимать глаз. Всё в прошлом; ей не за что себя винить, не за что оправдываться, осталось лишь побороть усталость. Ничего, пройдет и она.
– Я могу лишь извиниться. Это действительно была моя ошибка, и я ее исправлю.
– Хорошо.
Исправит, и ладно. Значит, не придется больше кому-то, как ей, выбираться из прошлого, не придется сражаться за собственное счастье, искать сложный путь, проходить его, глотая слезы. Хорошо. Потому что попасть во времени назад – это не награда, это проклятье. Это сложно пережить.
Разговор получался коротким, куцым, как заячий хвостик.
Флешку передала, подобной ошибки Порталы делать не будут. Все, ее миссия закончена, можно подниматься, можно уходить.
– Я… там… денег вам должна была.
Перед прощанием хотелось расставить все точки над «i».
– Я давал их тебе там. Там они и остались. Ты мне ничего не должна.
– Хорошо.
Терзало что-то еще, что-то из оставленного за спиной, неуловимое, скребущее.
– Дрейк…
– Да?
– А тот… Мак… или Элли… которых я оставила в прошлом, – они будут помнить?
– Нет, не будут. Больше нет ни того Мака, ни той Элли, и помнить они ничего не будут. Ты переписала историю, Лайза, сменила ее ход на тот, каким он был прежде. Мне не верится, что у тебя получилось сделать подобное в одиночку, но ты смогла. Теперь тех людей нет – есть лишь…
– Вероятностная конструкция возможной ситуации прошлого. Оболочка, каркас, – закончила за него фразу Лайза, улыбнулась и подняла глаза. Улыбнулась шире, когда увидела, что брови Начальника удивленно приподняты. Пояснила: – Вы сами мне все это рассказывали. Я не очень тогда поняла, но кое-что запомнила.
Ей стало легче. Значит, их там больше нет, настоящих людей. Нет тех, кто будет ее искать, тосковать, спрашивать друг друга: «Ты не видел Лайзу? Она куда-то исчезла, и никто не может ее найти».
Нет больше того Мака, нет той истории; есть лишь вероятность, которая никогда уже не произойдет.
– А ведь я могла остаться там навсегда, да?
– Да.
Тяжелый ответ, тяжелый взгляд.
– Я бы умерла там.
– Ты не умерла, – глухо подвел итог Дрейк. – И я рад, что ты вернулась. Эта ошибка могла бы мне дорого стоить, я твой должник.
– Нет-нет, – Лайза легко махнула рукой. Не стоило повторять историю и здесь: «Приходи и проси всё что хочешь». Незачем. Теперь у нее есть всё, что нужно для счастья. – Значит, другие не пострадают?
– Нет.
