Приказала и словно бы заиндевела изнутри.
Всё. Она сделала всё что смогла. Всё, что помнила, всё, что умела.
В одной ладони – белый прямоугольник-послание, в другой – брошка Мака, его прощальный подарок. Пусть останется как память там, куда она выйдет.
Где бы она ни вышла.
Тихо, но ощутимо загудели стены; бледная как лист бумаги Лайза закрыла глаза.
Финал. Возвращение
Наверное, она казалась им – потонувшим в теплом свете солнечного дня жителям Нордейла – не просто странной – сумасшедшей. Когда застыла посреди дороги, осматривая свой белый брючный костюм, ощупывая его, когда дрожащими руками крепила к лацкану пиджака сапфировую брошку. Когда подходила то к одному, то к другому человеку и спрашивала о том, какой сегодня день. А год? Год какой?
Они шарахались от этой темноволосой девчонки с опухшим от слез лицом, как от прокаженной, спешили обойти по широкому радиусу, не единожды оборачивались вслед, качали головами.
Она, наверное, казалась им странной, когда, застыв на краю тротуара, лихорадочно вглядывалась в экран нового (старого?) белого телефона – пересматривала сохраненные в альбоме фотографии, плакала и улыбалась. Всё прокручивала их, скользя по экрану взад-вперед пальцем, вглядывалась в изображения, каждое из которых теперь являлось незыблемым монументом – доказательством вновь изменившегося прошлого.
Свихнувшейся она, наверное, казалась и водителю такси, который трижды спросил, все ли в порядке и не стоит ли доставить пассажирку в больницу. Но та не слышала его – всё перебирала и перебирала лежащие в белой сумочке вещи: то рассматривала ключи от дома, то кошелек, то почтовые конверты, то кредитки, то белый лист с подписью и печатью внизу – ему показалось, какой-то контракт.
Ей точно не надо в больницу? Нет? Ну, ей виднее.
А Лайза смотрела в окно.
Она вернулась. В то же самое время или нет, но вернулась и все никак не могла в это поверить. А вдруг это сказка? Вдруг она сейчас проснется и обнаружит себя лежащей на кровати в Реакторе, куда ее доставил Дрейк, опутанной проводами и датчиками?
Мысль не казалась ей дикой – она казалась даже более правдоподобной, чем реальность, – а потому, не желая разрушать такую хрупкую, но такую драгоценную иллюзию, Лайза гнала мысль прочь. Нет-нет, всё правда… Она всем сердцем хотела в это верить.
Здесь все сказочное, все: ее одежда, вещи в сумочке, туфли на ногах.
Не менее волшебными казались ей и ворота особняка, которые неторопливо раздвинулись, стоило набрать код.
В свой прежний и до боли знакомый дом Лайза вошла, шатаясь от усталости. Осматривать комнаты не стала – тот в них дизайн или нет, – поднялась в спальню, сняла одежду, аккуратно повесила ее на стул, задернула шторы и забралась в пахнущую Маком постель.
Если это сказка, она желает остаться в ней навсегда. Всегда, как сейчас, чувствовать вокруг знакомые стены и прохладную подушку под щекой, всегда вдыхать впитавшийся в наволочку запах его шампуня для волос, всегда ощущать, что он уже совсем скоро придет…
Наверное, она действительно сходит с ума.
Был слишком длинный день. Ей надо поспать.
Два часа спустя
Кто-то гладил ее по волосам, прикладывал руку ко лбу – проверял температуру, – касался губами висков.
– Эй, принцесса, ты у меня не заболела? Спишь днем, шторы задернуты…
– Не-е-ет…
Ей снился Мак. Лайза потянулась к нему, обняла, притянула к себе. Прошептала, не открывая глаз:
– Какой хороший сон… Не уходи. Пожалуйста, не уходи.
– Я не собираюсь никуда уходить, – прошептал он в ответ. – У тебя точно все хорошо?
– Ты рядом – значит, все прекрасно.
Сон ощущался таким плотным, реалистичным, восхитительным. Во сне тело Мака было горячим, а руки – ласковыми, совсем как наяву.
– Тебя что-то расстроило?
Ну зачем он все время ее о чем-то спрашивает? Ведь так хорошо просто лежать, обнимать друг друга, вдыхать запах. Хочется просто помолчать, побыть рядом; ведь для счастья нужно так мало.
– Ты расстроилась из-за того, что не подписала контракт?
Какой контракт? Она не помнит никакой контракт; Лайза улыбнулась и помычала во сне.
– Или из-за того, что я не успел с утра увидеть твой новый костюм?
Костюм? О чем он постоянно говорит, зачем будоражит ее сон, гонит его?
– Кстати, на нем очень красивая брошка, я оценил…
Лайза распахнула глаза.
Мак, ее Мак лежал рядом, касался ее лба и смотрел с тревогой.
– Принцесса, с тобой точно все хорошо?
Принцесса…
Она на секунду застыла – ОН НАСТОЯЩИЙ, – а затем вдруг разрыдалась в голос. Прижалась к его груди, обняла так крепко, почти с обидой, как обнимают лишь тех, кто уходил надолго – слишком надолго, – и принялась всхлипывать и царапать скрюченными пальцами майку.
– Мак… Мак…
– Да что с тобой, что?
И он нежно держал ее, гладил, успокаивал, и щекой она чувствовала, как размеренно и ровно билось его сердце.
* * *
Просторная кухня, высокие стулья, залитый светом стол. Всё как тогда, как во время их последнего разговора, после которого она предложила перейти в гостиную…
Лайза запаниковала. Она словно временно раздвоилась, вновь прочувствовала каждой клеткой хрупкость бытия, на секунду испугалась, но сразу же успокоилась.
Все хорошо, она вернулась. Теперь придется все это пережить, набраться сил, сделаться цельной. Понадобится какое-то время, но она справится, она же боец.
– Ты звонила, и я не смог ответить сразу, а когда перезвонил, твой телефон оказался вне зоны доступа.
«Да, он был в другой реальности».
Мак заваривал ромашковый чай, а она наблюдала за ним, словно за фантомом из ожившей фантазии. Он сумел-таки уговорить ее подняться с кровати, собственноручно одел в одну из своих безразмерных маек и теперь отпаивал успокаивающим настоем.
– Я ведь ненадолго домой заехал, хотел переодеться, а нашел тебя закутанной в одеяло в темной спальне. Я беспокоился.
Он подошел, погладил ее по щеке. Заглянул в глаза так внимательно, как может заглянуть только человек очень близкий, способный разглядеть самое важное.
– Что случилось, малыш? Из-за чего ты так расстроилась – из-за клиента, к которому ездила утром? Ты мне звонила, хотела сказать что-то важное?
Лайза кивнула.
– Да, важное. Я хотела сказать, что утром получила приказ о Переходе на пятнадцатый Уровень. И что Переход должен был состояться в три часа дня…
