«Только бы он не обратился к Бернарде».
Риск опасного поворота событий возрастал.
Конечно, ей стоило бы остаться здесь – в родных стенах думается лучше, – только вот нельзя. Аллертон придет, да, придет и начнет извиняться. Будет говорить правильные слова, снова не оставит возможности возражать, а если еще и начнет целовать…
Решительно настроенная Лайза отсекала пути к отступлению – ей нельзя сдаваться, не теперь. Вечером она получит инструкцию для программирования Портала, а значит, уже совсем скоро вернется в свою настоящую жизнь, счастливую – ту, по которой скучала.
Она снова бежит от Чейзера, чтобы к нему же и вернуться.
Не ирония?
На душе муторно, на душе страшно. Получится ли? Ведь у нее должно получиться?
Кредиткой она пользоваться не станет – сегодня Великий Охотник, скорее всего, пустит в ход все средства, чтобы отыскать ее: примется отслеживать звонки и платежи. Наверняка подключит камеры уличного слежения, а значит, номера с «Миража» придется снять.
Она на секунду задумалась, есть ли в багажнике подходящая отвертка, затем облегченно выдохнула, вспомнив, что в гараже остался ящик с инструментами.
В сырую погоду камеры зафиксируют машину – обычный «Мираж»; мало ли автомобилей этой марки ездят по улицам Нордейла? Десять, двадцать, больше? Главное, что камера не передаст сигнал, потому что не обнаружит искомый номер.
Вдох-выдох. В тишине, комканых мыслях и волнении текли долгие секунды.
Сегодня она оставит эту квартиру навсегда.
Навсегда. Лайза мысленно произносила это слово и сама себе не верила. Она больше не увидит все эти вещи, книги, мебель, одежду – потому что никогда сюда не вернется. Если все пройдет хорошо, вскоре она будет жить в особняке Аллертона – уже в правильном двести семнадцатом году.
Даже дождь за окном ей на руку.
«А как же Элли?»
Чувство вины давило на плечи с момента пробуждения: за то, что не попрощалась с подругой, за то, что не вернула Дрейку деньги (сможет сам снять со счета – она не потратила ни цента), за то, что поступает как… Как кто?
Чертово чувство вины.
Нет, не поступает она как сволочь или эгоистка – она всего лишь хочет домой. Отделочная бригада? Договор автоматически расторгнут, как только накладная не будет оплачена в срок. Будущие сотрудники ее офиса? У каждого из них пока есть другая работа, без хлеба не останутся.
А ей пора. Пора.
Резкий вдох, резкий выдох; Лайза поднялась со стула. Долго рассматривала ковры, стены, потолок – запоминала (пусть они сохранятся в ее памяти) – и направилась к дверям.
Обувь удобная, дождевик, блокнот и ручка в пакете, в сумочке наличные, новая симка и телефон.
Все?
Ах да, совсем забыла… Прошлепала на кухню, вытащила из шкафа пачку печенья, а из холодильника – последнюю бутылку йогурта и добавила их в пакет: чем меньше она сегодня будет светиться на улице, тем лучше.
Мысленно пожелав себе удачи и окинув взглядом квартиру в последний раз, Лайза отперла замок.
* * *
Он вновь добрался до ее квартиры лишь ранним вечером – в начале шестого, как только позволили дела, – и, постучавшись, был уверен, что она откроет.
Не открыла.
Что за черт?
«Спряталась, злится, молчит?»
Мак проверял ее номер с самого утра и знал точно: Лайза дома, – проверил данные с компьютера прямо перед выходом. Уже уехала? Не может такого быть, просто не может.
Аллертон поджал губы, оглядел пустой коридор и достал из кармана на поясе отмычки. Принялся возиться с замком.
А уже через минуту стоял в пустой квартире у стола, держал в руках записку.
«Будь счастлив, я ни в чем тебя не виню…»
Что за?.. Прощальная записка? Одноразовый телефон? Она вставила свою симку в дешевый одноразовый телефон? Зачем?
Чтобы он не смог ее отыскать.
Грудь распирало от эмоций – от обиды, недоумения и раздражения.
Уехала из дома? Из города? И всё – лишь бы не встречаться с ним? Да не такой же он, в конце концов, изверг, чтобы принуждать ее к встречам насильно! Он лишь хотел сказать, что готов попробовать сначала (если она, конечно, заинтересована), что осознал свои ошибки, свое крайне идиотское в последние дни поведение, а она… Она даже шанса ему не дала!
Клокотало разочарование. Зачем уж так-то? Для чего?
Уж отвесила, так отвесила – и не пощечину даже, а размашистый пинок под зад.
Вздох.
Он не дурак, принял бы даже отказ, не стал бы давить – если бы не захотела, – отпустил бы.
Отпустил бы…
Чейзер обошел квартиру, осмотрел комнаты и кухню, проверил шкафы: почти все вещи остались на своих местах, значит, уехала ненадолго? И это точно не взлом, не похищение, не вынужденное, а вполне добровольное исчезновение.
Телефон. Записка. Записка. Телефон.
Какая-то мысль крутилась в его голове, свербела, не давала покоя. Интуиция неугомонно твердила, что что-то очень важное раз за разом проскальзывает мимо его внимания, как будто его собственная жизнь и жизнь Лайзы с этого момента потекли в совершенно разных реальностях. Он здесь, она неизвестно где, но все не так, как ему кажется, все почему-то совершенно не так.
Глупо?
Когда он проморгал момент, после которого перестал понимать, что происходит? Когда потерял контроль над ситуацией, когда упустил из рук связующую нить?
Черт.
Аллертон достал из кармана телефон, набрал номер Логана и попросил отследить, какие звонки совершались за последние несколько часов с телефонного номера мисс Дайкин. Через минуту получил ответ: «Никаких». А данные по кредиткам? Где и когда она расплачивалась в последний раз? Выяснилось, что этим утром Лайза снимала пару сотен долларов в банкомате на углу. Мда, не густо.
Мак вздохнул.
– Настрой уличные камеры на распознавание номера ее машины, – он продиктовал нужные цифры. – Если что-то появится, сразу дай знать.
Получив положительный ответ, он еще раз осмотрел пустую квартиру, покачал головой и направился к выходу.
* * *
Легко ли вспомнить события, которые происходили час назад? Легко. А те, что произошли вчера, на прошлой неделе, в прошлом месяце? Уже сложнее. А уж мелочи, которые затерялись в сроке полугодичной-годичной давности, и вовсе практически невозможно восстановить в памяти.
Но Лайза старалась.
Сидела на жесткой кровати простого и непритязательного гостиничного номера: два окна, стол, телевизор, стул, шкаф – и грызла карандаш. За последние несколько часов она так усердно пыталась вспомнить, что разболелась голова. Она пытала собственную память, как пытают заключенного, когда от его информации зависит чья-то жизнь, – жестко, напористо и бескомпромиссно. Не вспомнит чего-то сейчас? Потом это ей и вовсе не понадобится; а боль можно заглушить таблетками.
