– Сколько же ему лет?
– Много. Он родился в двадцать первом году. Вот и считай.
Василиса подсчитала и пришла в отчаяние.
– Хочешь сказать, что поиски золота напрямую зависят от того, насколько крепкой окажется память этих двух стариков? Прохора Кузьмича и моей бабушки?
– Даже не двух стариков, а четырех. Не забывай, что с твоей стороны условие передавалось сначала от твоего прадеда к его жене, а потом от твоей прабабушки к Нине Кузьминичне. И уже от нее условие получила ты.
Василиса помотала головой.
– Тогда караул. Вы ничего не найдете. Ни-когда!
– Почему?
– Кто-нибудь что-нибудь да перепутал. Например, я сама частенько путаю, какой сегодня день недели, или даже забываю что-нибудь купить или куда-нибудь сходить.
– Так это ты, – снисходительно произнес Федор. – А другое дело наши старики. Они-то ничего не забывают, можешь мне поверить.
После чая идти стало гораздо легче. Василиса и сама не заметила, как солнце окончательно исчезло с небосклона. Но даже когда заметила, это Василису ничуть не испугало. Она продолжала переставлять ноги, двигаясь следом за Федором, и лишь с любопытством наблюдала, как тени деревьев сначала стали совсем длинными, а потом исчезли вовсе, и воздух ощутимо похолодел.
А когда изо рта стал вырываться пар, Федор наконец произнес ту самую фразу, которую Василиса ждала на всем протяжении их пути.
– Ну, вот мы и пришли.
Он отодвинул густые еловые лапы, и перед глазами девушки предстал поселок староверов, о котором она столько слышала, но увидеть который ей довелось только сейчас.
Если говорить откровенно, сперва поселок Василису даже разочаровал. Он был какой-то невзрачный. Нет, не подумайте, дворцов и башен Василиса не ожидала. Но Василисе представлялось все-таки крепкое хозяйство, где люди и пчел разводят, и поля пашут, и крупный рогатый скот стадами чуть ли не в сто голов держат. А тут…
В свете луны и звезд Василиса увидела несколько домиков, серых, непокрашенных да еще и покосившихся. С десяток овечек, пасущихся на первой травке и даже по темноте не загнанных в хлев.
Василиса хоть особенно со скотом дела не имела, но выросла в сельской местности и знала, что только у очень плохих хозяев скот остается после захода солнца на улице. То же самое касалось и птицы. А тут Василиса увидела, что на заборе сидит петушок с редким хвостом, а десяток курочек праздно шатается по двору. А ведь был уже вечер, птицам давно уже пора было забраться на шесток и спать в своем курятнике. Пара уток, копающихся в луже, тоже явно не помышляла о том, чтобы быть загнанными в сарайчик.
Всюду, куда ни глянь, был сплошной непорядок, начиная от кривого забора и заканчивая предоставленным самим себе животным и птице.
– А где же люди?
– Люди? В домах сидят.
В окошках и впрямь теплился свет. Совсем слабенький и робкий, он все равно манил к себе.
– Пойдем скорее, – поторопил замешкавшуюся Василису спутник. – Время уже позднее. Солнце садится, как раз к вечернему правилу успеем.
– Куда?
– Молитву читать. Или не знала, к кому в гости едешь?
Василисе ничего не оставалось кроме как безропотно последовать за своим провожатым. Когда они вошли в самый большой и лучше других освещенный дом, оказалось, что там уже собрались все обитатели деревни. Их было немного, от силы человек десять-двенадцать. Стариков не было видно вовсе, и Василиса изумилась: где же тот самый Прохор Кузьмич, с которым ей предстоит встреча?
Федя усадил Василису на грубо обструганную деревянную лавочку и куда-то исчез. Так что девушке оставалось только наблюдать за происходящим. Все староверы были одеты в простую одежду, и если бы не рубахи и брюки из желтоватой и грубой домотканой матери и не платочки на головах у женщин, Василиса бы никогда не догадалась, где именно очутилась.
Люди молились, слаженно распевая тягучими голосами что-то очень трогательное. Иногда они не попадали в ноты, но не смущались. Кое-кто заглядывал в подсказки, но большинство выводило стихи по памяти. И хотя Василисе было трудно уловить смысл незнакомых слов, да и вообще после трудного долгого пути и перенесенных ею опасностей больше всего хотелось прилечь и отдохнуть, она была вынуждена признать, что молитва затронула какие-то глубинные струны в ее душе. Захотелось и плакать, и радоваться. Но в слезы тянуло не от горя, а от внезапно нахлынувшего умиротворения.
Вообще же, Василисе тут не понравилось. В небольшом помещении с низким потолком и крохотными оконцами было душновато. Еще когда Василиса вошла сюда с улицы, ей показалось, что тут накурено. Под потолком витал голубоватый дымок, но не от сигарет, а от курящихся кадильниц, которыми размахивали двое молодых мужчин, которые выглядели самыми крепкими и здоровыми.
А если уж копать совсем глубоко, Василиса была разочарована не столько убогостью обстановки, сколько тем, как выглядят обитатели Малочаевки. Собравшиеся в этой комнатушке были тощими и бледными, выглядели они вконец изможденными и даже больными. Но Василиса напомнила себе, что староверы избегают контактов с внешним миром, живут обособленно, наверное, зима выдалась трудной и голодной. Вот и отощали бедняги. Ничего, весна идет, на солнышке быстро повеселеют, поздоровеют и отъедятся.
И все-таки странно, все вокруг утверждали, что староверы зажиточны, если не сказать, богаты. А Василиса видела перед собой не только худых и бледных, но еще и очень дурно одетых и скверно обутых людей. А между тем Федор, который привел ее в Малочаевку и который утверждал, что является ее жителем, был одет не просто хорошо, но и модно. Федор был франт, а эти люди были одеты в какие-то обноски.
– Мир вам! – послышался громкий возглас.
Молитвенное песнопение прекратилось, люди стали обниматься и прощаться друг с другом. На Василису по-прежнему не обращали никакого внимания, словно ее тут и не было. Это было странно и немножко обидно. Наконец появился Федор. Он поманил Василису и спросил:
– Есть хочешь?
– Спрашиваешь!
У Василисы даже в животе заурчало. И все ее подозрения мигом исчезли. За целый день ей довелось разжиться одним лишь сухариком. Да еще под самый вечер попить с Федором пустого чайку.
– Я распорядился, чтобы тебя накормили.
– А где Прохор Кузьмич?
– Он тебя ждет. Пойдем к нему после ужина.
Помещение опустело прежде, чем Василиса успела пожаловаться, что с ней тут никто не соизволил даже поздороваться. Но когда она все-таки сказала об этом, Федор расхохотался:
– А ты чего ожидала? Что они бросятся тебе на шею?
– Но я думала, раз Прохор Кузьмич меня пригласил, то я буду в Малочаевке за свою.
– Не так быстро! – отрезал Федор. – Сперва ты должна доказать, что твои намерения чисты.
