Алёна вернулась в кабинет, к компьютеру, и еще раз
полюбовалась на дело рук своих и интеллекта. Кто бы ни изобрел этот шифр, Костя
Простилкин или Олег Малышев, разгадать его было трудно! Ай да Пушкин, ай да
молодец! Правда, у Пушкина (и у Алёны Дмитриевой) оставалось еще два
нерасшифрованных письма. Однако силы кончились… Поэтому Алёна отложила новые
интеллектуальные подвиги на завтра, выключила компьютер и отправилась в
постель. Вполне можно поспать еще пару часиков!
«И все-таки – зачем приходила Капа?!» – вдруг ожгла догадка.
А хорошая была бы хохма: сейчас взять да и явиться к соседке
с этим вопросиком! Как говорится, приколись, блин!
Увы, сил прикалываться у Алёны уже не было. Их оставалось
ровно на столько, чтобы стащить подушку с телефона (хватит, поохраняла свой
покой сегодня ночью!), а потом выключить свет и уснуть мертвым сном… даже не
предполагая, что об этой снятой подушке она пожалеет уже через два часа, и как
пожалеет!..
* * *
Врачу – последней надежде
От пациента Простилкина
Психушка на Ульянова
Посмешище-чистилище ь 1
Простите за бумагу – иной не нашлось – вина врачей отделения
ь 1, оставивших меня без нее
!!! ЗАЯВЛЕНИЕ-ПРОСЬБА !!!
Сначала в стихотворной форме, потом: кратко, ясно – Суть,
Цель, Толк, Смысл.
Если Вы – не врач в халате,
Совесть ваша не в прокате,
Если доктор-Дух есть Вы
И чураетесь молвы,
Что пойдет о Вас по небу,
то хотелось сделать мне бы
С Вами этот малый шаг.
Глупость чина наш есть враг.
Кто по чину должен богу
Строить людям в рай дорогу,
Тот который день молчит,
Кабинет ему как щит.
Он не знал клаустрофобий,
Страхов, видно, тех подобий,
С неба бог что нам дает
За провинности раз в год.
Он не ценит чин мужчины,
И от этой вот причины
Я прошу вас передать
На листочках благодать,
Что придет к нему с поступком –
К пациенту в слове хрупком,
Слове малом – разрешить
Протянуть к эфиру нить.
Ну, короче. Тут всё ясно,
Благодарен я Вам страстно –
Нужен мне один звонок,
Завтра день Вам будет впрок.
Поясняю о себе:
Я – Бога дух, его уста,
Моя фамилия проста.
* * *
Нет, правда – никогда в жизни не было так жалко просыпаться.
Не только потому, что Алёна совершенно не выспалась и веки казались каменными.
Просто-напросто ей снился Игорь. Они танцевали, конечно… нет, не румбу и даже
не медленный фокстрот. Они танцевали именно тот танец, который больше всего на
свете любила Алёна… его танцуют, как правило, в горизонтальной позиции, хотя,
конечно, возможны варианты.
Она знала, что это именно Игорь – его черные глаза, его
темные волосы, его загорелые плечи, его «Фаренгейт», который Алёна не любила,
однако готова была вдыхать его до бесконечности, потому что он нравился Игорю,
– но лицо его было закрыто черно-фиолетовой маской. Это была маска Нарцисса, и
Алёне вдруг стало нестерпимо страшно: а вдруг это и правда Нарцисс?! И она
начала гладить, трогать, ласкать Игоря еще нежней, еще неистовей, чтобы
убедиться – это именно он, любимый, он, единственный, это он с ней, а не кто-то
другой – ненужный, временный, обреченный на скорое забвение… И она уже
чувствовала, что вот оно, сейчас придет, то, ради чего задыхаются в едином
ритме они оба… как вдруг Игорь приподнялся на руках и сказал ровным,
насмешливым, не своим голосом:
– Это слово – первый шаг к разгадке тех загадок, которые я
намерен перед тобой поставить. Рано или поздно ты поймешь, ты всё поймешь…
Почему-то было невыносимо слушать этот его – нет, не его,
чужой! – голос. Он звучал пронзительно, нестерпимо! Алёна зажмурилась, а когда
с усилием приподняла отяжелевшие веки, Игоря уже не было. Она была одна, опять
одна в своей постели, а рядом разрывался от пронзительных трелей телефон.
«Я когда-нибудь умру от этой любви, – подумала она
безнадежно. – А ему всё совершенно безразлично!»
Дотянулась до телефона:
– Алло?
Ну и голосок… хриплый и какой-то разбойничий. Как сказал бы
Булгаков, преступный .
– Елена Дмитриевна?
Покосилась на будильник. Восемь часов.
Сан Саныч, что ли, активизировался с утра пораньше? Хотя
голос вроде не его. Противный какой-то.
Вот и хорошо, не так стыдно своих преступных хрипов:
– Да, это я, доброе утро.
– Елена Дмитриевна, это Коля звонит.
– Коля?
Она не знает никакого Колю. Она знает только Костю – Костю
Простилкина.
Бред!
– Ну да, Коля Носачев. Помните? Вы мне сто долларов обещали.
Вот тут-то Алёна проснулась мгновенно – словно иголкой ее
ткнули в те нервные центры, которые отвечали за просыпание!
Коля! Ха-ха! Сто долларов! Три ха-ха!
– Если не ошибаюсь, я вам не просто так сто долларов обещала
, а если вы кое-что узнаете. Только, Коля , дело в том…
– Я узнал! – выкрикнул он хвастливо. – Я всё узнал!
– То есть? – насторожилась Алёна.
– Ну вы что, не помните, что я должен был узнать? – сердито
спросил Носачев. – Почему этот… который не Орлов… в того мужика…
– Да вы говорите толком! – раздраженно прикрикнула Алёна.
– Да мне неудобно разговаривать! – зашипел Носачев. – Я не
могу! Короче, вот что: мне все известно. И вам это обязательно нужно знать. Тут
такие дела творятся, что… Короче, так: я в девять часов буду ждать вас на
Московском вокзале, в главном зале, там, где «Волга» выставлена, ну знаете,
рекламная машинка стоит?
– Их там две, – вспомнила Алёна.
