Да, всё просто, мое условие сурово, но непререкаемо: или ты
разгадаешь мои загадки сама и тогда останешься жива, или узнаешь правду перед
тем, как в последний раз вознегодовать, что мгла, закрывавшая твой разум, так и
не рассеялась и не дала тебе возможности узнать счастья.
Мне будет жаль, если…
Мне УЖЕ очень жаль».
Ага. Можно давать отбой Николаю Носачеву. Алёну больше не
интересуют отношения Олега и Влада Сурикова. Влад тут вообще сбоку припека,
случайно затесавшееся тело.
Тело, вот именно! Leib!
Leib Влада Сурикова абсолютно ни при чем. Олег ведь хотел
убить не Влада.
Он хотел убить ее, Алёну… Теперь это ясно. Признание
обвиняемого – царица доказательств. Прав был товарищ Вышинский!
Стрелял Олег в тот вечер в Алёну Дмитриеву. Промахнулся. Вот
смех!
Она бы, наверное, даже могла заставить себя засмеяться, если
бы в дверь не позвонили.
Алёна отшвырнула стул и ринулась вперед, в прихожую.
Отодвинула щеколду и повернула рукоять замка. Она была уверена, что это Олег,
явившийся завершить то, что у него не получилось несколько дней назад, на что
не хватило решимости сегодня. И все же у нее и в мыслях не появилось
остеречься, не открывать. Письмо – это безумное письмо! – и сам процесс его чтения,
отнявший столько времени и сил, привели ее в такую ярость, что Алёна забыла о
страхе. Она только и мечтала оказаться сейчас с Олегом лицом к лицу и высказать
ему все, что о нем думает.
Сумасшедший, дурак! Да разве можно губить свою жизнь из-за
какого-то кратковременного эпизода в юности – прелестного, упоительного,
счастливого, между прочим, эпизода! И вообще – да разве можно губить свою жизнь
из-за бабы ?!
Она была совершенно уверена, что это Олег, уверена до такой
степени, что даже не посмотрела в глазок. Распахнула дверь и не сразу
сообразила, кого видит перед собой.
Да ведь это Капа, снова Капа!
Стоит в длинном, до полу, халате и в тапочках, лицо бледное.
Волосы причесаны кое-как, губы от волнения в ниточку. На сей раз в руках нет
очередного экземпляра «Женской логики» (спасибо и на том!), а сжимает она руку
какого-то высокого сутулого человека… в обвисших джинсах, в обвисшем пуловере,
то ли с чужого плеча вещи, то ли хозяин их внезапно и резко похудел. Да, вид у
него больной… Волосы седые, лицо морщинистое, взгляд затравленный. Где-то его
Алёна видела, это точно.
Кто ж это такой? Капа вроде не замужем – то есть насколько
помнит Алёна, живущая в этом доме с 1996 года. Нет, вроде бы в те времена
мелькала с нею рядом какая-то мужская фигура… не эта ли самая? Ну что ж, очень
может быть, только так давно это было, теперь и не вспомнить. Потом тот мужчина
куда-то подевался… Куда?
Да какая разница, куда подевался тот мужчина? Не важнее ли,
кто – этот ?
– Леночка, Алёна, – прошептала Капа, – извините, Христа
ради, вы нас впустите, а? Пожалуйста! Дело очень важное, вопрос жизни и смерти!
– Жизни и смерти? – ошалело переспросила Алёна, до которой
только теперь начало доходить, что времени – часа четыре утра, а перед нею –
практически незнакомые люди.
– Да, – шепнула Капа, которой явно не хотелось, чтобы
кто-нибудь из досужих соседей услышал ее. – Клянусь вам! Мы с Костей…
В это мгновение мужчина, которого, видимо, и звали Костей,
осторожно высвободил ладонь из Капиных пальцев, потом обеими руками взял Алёну
за плечи и, чуть склонившись вперед, всмотрелся в ее лицо своими запавшими и в
морщинистых веках, блекло-голубыми глазами. Тонкие, бледные губы его чуть
вздрогнули, будто попытались улыбнуться. Костя несколько раз медленно кивнул,
словно довольный тем, что видит, а потом отпустил Алёну и ловко ввинтился мимо
нее в коридор. Он заглянул в спальню (Алёна испытала мгновенную неловкость при
воспоминании о неубранной постели, да и только теперь осознала, как она
выглядит, в халате поверх пижамы… ну и что, она их в гости не звала, это им
должно быть стыдно, а не ей!), на кухню (а посуду-то она так и не вымыла!) и
прошел в гостиную, служившую Алёне также и кабинетом.
Алёна оглянулась на Капу. Та комкала воротник своего халата
дрожащими руками.
– Извините, – пискнула она совсем уж чуть слышно. –
Пожалуйста, извините. Дело…
– Ну да, жизни и смерти, я уже поняла, – обреченно кивнула
Алёна. – Проходите, раз пришли, только я, честное слово, не пони…
Она осеклась. Костя выскочил из кабинета с очень странным
выражением своего и без того странного лица. Подбежал к Капе, схватил ее и
потащил за собой, приговаривая:
– Ты только посмотри! Нет, ты только посмотри!
Маленькая Капа влачилась за ним, словно банка, привязанная к
хвосту ошалелого пса. Алёна ринулась следом с видом хозяйки, которая хочет эту
банку от хвоста отцепить.
Да что он там такое увидел, в ее кабинете?!
А увидел Костя компьютер. Таращился на него с тем же ужасом
и восторгом, с которым первые кинозрители таращились на паровоз братьев
Люмьеров, аплодировали при его появлении на экране, а потом, при его
приближении, бросались вон из зала, спасаясь бегством.
«Боже ты мой, – снисходительно подумала Алёна, – да ведь он
же совсем дикий, этот Костя! Откуда он взялся такой, что компьютера не видел?!»
Капа, судя по всему, тоже никак не могла понять, почему ее
друг впал в такой экстаз. Она тихонько подергала его за руку, пытаясь привести
в чувство, и наконец-то ей это удалось. Костя обернулся к ней, потом к Алёне и
спросил тонким, напряженным голосом:
– Значит, вы прочитали мой шифр? Вы его все-таки прочитали?!
Алёна глянула на экран. Компьютер у нее был небольшой,
поэтому на экране умещалось не бог весть какое количество текста. Сейчас
половину его занимало окончание глюкнутого текста жуткой шифровки, а половину –
начало перевода.
– Что?! Ваш ши… – начала было Алёна, но у нее онемели губы.
Кое-как справилась с ними и спросила: – Ваш шифр? То есть это вы писали? Вы –
МОН?! И это вы хотели меня убить? Вы стреляли во Влада? Значит, Олег тут ни при
чем?
Он не ответил, лишь со страдальческим выражением прижал
ладони к ушам. Только тут до Алёны дошло, что она кричит с избыточным
количеством децибел. И, пожалуй, даже не кричит, а визжит!
