– Кто там? – послышался голос Юрия Литвиненко. – Алёна, вы?
Заходите.
Алёна, не сводя глаз с девицы, бочком просочилась в дверь.
Юрий прислонился к стене по другую сторону от входа, держа в
руках две кисти, вымазанные красным. Около него стоял табурет, на нем –
несколько тюбиков и баночек с гуашью, в том числе – стеклянная пол-литровая
банка с красной краской. Больше в комнате ничего не было, кроме кучки
перемазанных краской газет. Правда, окна были завешены жалюзи, а в углу еще
стоял маленький проигрыватель для компакт-дисков, но это всё, вся обстановка.
– А где Ваня? – шепнула Алёна, мгновенным взглядом окидывая
интерьер (да уж, много времени на это не требовалось!).
– Вышел на кухню с другом девицы. Бедняга в истерике – у
барышни башню снесло буквально на его глазах, и пока мы ехали, она тут успела
показать себя во всей красе! Кроме того, хоть Ванька и нагляделся всякого на
нашей работе, но когда Инна Константиновна плюхнулась тут перед ним, раздвинув
ноги, и пальцами принялась показывать, что конкретно с ней необходимо сделать,
– вот прямо сейчас и как можно скорее! – Ванечка малость сомлел. Для ее друга
это стало последней каплей – зарыдал в голос. Ну, я их отправил на кухню,
принять триста капель эфирной валерьянки.
Всегда, когда Алёна слышала от кого-то цитату, пусть даже
раскавыченную, а уж особенно если это была цитата из обожаемого Булгакова, она
начинала смотреть на того человека с симпатией. Юрий, словно почувствовав это,
бросил на нее короткий взгляд, подмигнул и сказал:
– Вам, наверное, интересно, что тут происходит? Реактивно
начавшаяся шизофрения. Девушка повздорила со своим молодым человеком и решила
покончить с собой. Эта боевая раскраска – результат необратимых процессов,
произошедших с ее телом. Сначала она нанесла себе удар ножом, – Юрий помахал
одной из кистей, – в солнечное сплетение и умерла. Начала разлагаться. То есть
перед вами, Алёна, разложившийся труп. Но еще живой, как выяснилось вскоре. И
наша пациентка желает завершить дело, нанести себе еще пару-тройку смертельных
ран.
При этих словах Алёна почему-то вспомнила один крошечный
эпизод своей боевой биографии. Очень недолгое время (давно это было!) она
работала редактором издательства, беспрестанно вступая в конфликты с маститыми
писателями, ибо искренне полагала, что их творения читать на том свете
Булгакову и Бунину будет стыдно. Последней каплей стал глобальный конфликт с
нижегородским классиком, который уверял читающую массу, что его герой
застрелился с четвертого выстрела в висок. Отчего-то именно этот забавный и
грустный эпизод ее жизни пришел на память сейчас, когда размалеванная девулька
собралась нанести себе пару-тройку смертельных ран… кистями с красной краской!
– Буйство началось, когда ее друг отобрал у нее кисти, –
продолжал Юрий.
– А зачем? – наивно спросила Алёна. – Может, отдать ей
кисточки, да пусть красится, пока не надоест.
– Видите ли, ее друг – студент-психолог. И он знает, что это
за штука такая – психосоматика. – Он поглядел на Алёну, но увидел на ее лице
только сущее непонимание. – Ну хорошо. Условно, очень условно говоря,
психосоматика – это физическое проявление психического расстройства. Ну,
например, человек нервничает – и его тело покрывается сыпью. Понятно? А теперь
поглядите сюда… – И Юрий кивком указал на черно-лиловый живот барышни с
прижатой к нему ладонью.
Алёна глянула – да так и ахнула, увидев, что между пальцами
одна за другой струятся капли. Это была не краска, как ей показалось сначала!
Это была кровь!
– Она ранена!
– Конечно, – кивнул Юрий.
– Что, кистью?.. Вот этой колонковой кисточкой?! – Алёну
замутило.
– Да ну, что вы глупости говорите, – быстро, сердито и очень
тихо произнес Юрий. – Какого черта, она что, филиппинский хилер? Натуральное
проникающее ранение колющим или режущим предметом! И великая сила искусства тут
совершенно ни при чем. Я пока еще толком не понял, сама она себя пырнула или ее
парень, который тоже выглядит… нездоровым, мягко говоря, но на всякий случай
отправил с ним Ваню на кухню. Якобы успокаивать.. Надеюсь, Ваня его
зафиксирует, вы же видели его мускулатуру. А я неспособен работать, если знаю,
что мне в любую минуту могут ножик под лопатку воткнуть. Не исключено, впрочем,
что девушка сама себя порезала, но сейчас у нее, по крайней мере, нет оружия.
Поэтому давайте поступим так. Я ей еще какое-то время зубы позаговариваю, а вы
сейчас выйдете в прихожую и оттуда позвоните к нам на станцию, чтобы прислали
бригаду поддержки. Только тихо, тихонечко, чтобы на кухне слышно не было. А то
еще перевозбудится парень. Поняли? Идите, да побыстрее, неизвестно, сколько я
смогу ее тут уговаривать, чтобы она эту рану держала.
Алёна тупо смотрела на него. Ей показалось, что она попала в
какой-то сумасшедший сон, в сущий кошмар… в магическую, правда что, реальность!
У нее в голове как-то странно шумело, случившееся чудилось абсолютно
неправдоподобным. То, что говорил Юрий… то, что происходило… чушь какая-то!
Сначала про одно, потом про другое. Психосоматика или проникающее ранение?
Одно, конечно, не исключает другое, но…
– Идите же! – приказал Юрий раздраженно. И, подчинившись его
властному голосу, Алёна открыла сумку, достала телефон и шагнула было за порог,
но тут на пути ее возник какой-то человек.
Алёна отпрянула, задохнувшись: судя по фигуре, обнаженной по
пояс, по стройным бедрам, обтянутым джинсами, он был молод, однако лицо… это
была какая-то фиолетово-черная жуть с белыми разводами! Некоторым образом это
напоминало раскраску раненой девушки, и Алёна вдруг задумалась, кто кого
раскрашивал: больная своего друга или он ее? Во всяком случае не было сомнений,
что перед ней стоял именно друг помешавшейся девушки, тот, кто вызвал «Скорую»,
очень может быть, сначала раскрасив пациентку и доведя ее до умопомешательства…
– Ну что, Инка? Все в порядке? – спросил парень, делая шаг в
комнату и улыбаясь своей подружке, которая при виде его тихо ахнула и попятилась
к стене.
«А где Ваня?» – хотела спросить Алёна, но не успела: Юрий
повернулся к ней и крикнул:
– Беги!
