А Саня, идиот, пялился умильно на ее почерневшие подглазья,
и как ни хотелось Льву плюнуть на этот кретинский, затянувшийся допрос и
убраться восвояси, он снова и снова толок воду в ступе, задавал одни и те же
вопросы, выслушивал одни и те же ответы и с тоской поглядывал на неумолимо
светлеющее за окном небо, размышляя: выдержит он до семи утра или убьет
писательницу раньше? Почему до семи – потому что в семь должна была вернуться с
дачи Таня Александрова, бывшая Воронкова, и только ради своей первой любви,
ради бывшей одноклассницы, ради ее семейного счастья Лев до бесконечности
продолжал этот фарс, убежденный, что лишь только он ступит за порог, как Саня
забудет про святые обеты, про свои обязательства, про реноме однолюба и
вернейшего из мужей, про надвигающуюся серебряную свадьбу забудет – и перейдет
от словесного утешения писательницы к более действенным способам снятия
напряжения.
Этого Лев допустить не мог никак, не мог категорически, а
потому он усмирял тяжелое сердцебиение (от кофе и от злости пульс зашкаливал, и
вроде бы даже аритмия началась), нетерпеливо косился на все еще темное небо и
талдычил снова и снова:
– Так вы уверяете, что не знаете фамилию пострадавшего?
И писательница твердила, как заезженная пластинка:
– Не знаю! Не знаю! Сколько раз повторять!
– Ладно, – сказал наконец Лев решительно и сел, изо всей
силы растирая мучительно ноющий затылок. – Тогда я вам расскажу, как я вижу
ситуацию – согласно вашим словам. Получается – что? Вы пошли в ресторан…
– Надеюсь, это не возбраняется законом? – буркнула
писательница Дмитриева.
Ишь ты, еще трепыхается, еще хватает у нее сил задираться!
Правду говорят, будто женщины гораздо выносливее мужчин!
– Не возбраняется, – снисходительно кивнул Лев. – В
ресторане к вам пристал какой-то человек. Вернее, не какой-то, а тот самый,
которого на «Скорой» увезли от вашего крыльца. Вы его, как сами уверяете,
отшили, однако он отстать не пожелал и предложил подвезти вас до дому. Вы
согласились, думая, что этим все и ограничится. Однако он вознамерился
проводить вас до квартиры, для пущей вашей безопасности, вдруг, к примеру, во
дворе на вас набросятся насильники или убийцы.
– И он оказался прав! – Дмитриева так зыркнула на Льва
из-под своих полуосыпавшихся ресниц, что ему этот злобный, раздраженный взгляд
почудился чем-то материальным. Полное ощущение, что она его по лицу хлестнула.
– Покушение на убийство имело место быть, разве нет? Не понимаю, почему события
этого вечера – трагические события! – вы пересказываете таким ёрническим тоном,
с откровенно садистским подъёбом.
Льва мурашки пробрали от этого словечка. Несмотря на
откровенную маргинальность, а может быть, именно благодаря ей, словечко
принадлежало к числу излюбленных им и довольно часто употребляемых. Другое дело,
что его не во всяком обществе пустишь в ход. Честно сказать, Льву и в голову не
пришло бы брякнуть что-то подобное в присутствии этой особы – пусть даже и
зеленоватой от усталости, и в мятом платье, и с этими ее не раз уже упомянутыми
ресницами, – а тут такая раскованность с ее стороны…
Стоп, сказал Лев себе, неприметно стараясь дышать глубже и
усмиряя не в меру расходившееся сердце. Тебя возбуждает, когда женщина
употребляет инвективную лексику в постели, но сейчас-то ты не в постели ! С
чего возбуждаться-то? К тому же эта зеленая – объект для твоих вожделений
просто никакой.
И, мстя ей за бесплодные переживания, из-за которых пришлось
закинуть ногу на ногу, Лев со всей возможной иронией изрек:
– Трагические? Скорее трагикомические, вы не находите? – Ох,
как кстати пришелся этот великосветский оборот – «вы не находите»! Она –
писательница, типа, интеллигентка – однако почти что матюгается, а он – черная
кость, мент поганый, мусор – как еще там честят милицейскую братию детективщицы
(да и детективщики, если на то пошло!) – выражается как английский лорд. – Вы
рассказываете, что убить этого человека угрожал детский голос! Но это же,
простите… – Лев развел руками. – Вам наверняка почудилось. Кроме того, вы
уверяете, что голос этот раздавался со стороны черемухи. Она растет справа от
крыльца. Но стреляли-то слева! Вы случайно не знаете, ваш провожатый – не
школьный учитель?
– Нет, – растерянно уставилась на него писательница. – А
что? Почему вы так решили?
– Ну, я не знаю, – ехидно усмехнулся Лев. – Может быть, он
чем-то напакостил деткам, своим ученикам, вот они и устроили на него охоту.
Окружили его, окружили и гонят на номера! Вы фантастику любите? Помнится, у Рэя
Брэдбери был такой жуткий рассказ, там дети охотились на своих учителей, всех
на свете поубивали. Не помню, как называется…
– «Кошки-мышки», – мрачно сказала писательница. – Только там
дети охотились не на учителей, а на взрослых вообще, прежде всего – на своих
родителей, и вы правильно говорите: всех на свете поубивали. Рассказ, и верно,
жуткий. Не знаю, был ли Влад школьным учителем, но я ничего не путаю и мне не
почудилось: именно детский голос грозил убить его. А вот стрелял вряд ли
ребенок! Очень уж метко.
– А-га… – протянул Лев. – Итак, его зовут Влад? Так какого
же, простите, черта, вы мне столько времени голову морочили и клялись, что
ничего, ровно ничегошеньки о нем не знаете!
– Каков вопрос, таков и ответ, – огрызнулась писательница. –
Вы меня о чем спрашивали? Как фамилия моего провожатого? Но я и в самом деле
этого не знаю! Имя он свое назвал, когда начал меня, так сказать, кадрить.
Ресторанные знакомства не предполагают перечня анкетных данных. Поэтому я и
правда не представляю, как его фамилия, где он живет, женат, разведен или холост,
есть у него дети или нет, кому вообще сообщить о том, что случилось…
Писательница вдруг осеклась, потом с силой прижала руки ко
лбу и сказала:
– Господи, какая же я дура!
Ну что ж, если человек сам ставит себе диагноз… Лев
внутренне усмехнулся.
– Как я могла забыть! – сокрушенно замотала головой
Дмитриева. – Это от шока, конечно. Но странно, что никто другой тоже не
подумал… Ведь мы приехали из ресторана на машине! На сером «БМВ»! Там наверняка
остались какие-то документы, по которым можно узнать его фамилию и адрес! Мне
даже кажется, на заднем сиденье лежал пиджак… а в пиджаке, конечно, найдется
паспорт, ну а права-то уж определенно!
