Получив на радостях от Метелина вольную и приданое (у него имелся свой повод радоваться женитьбе Тюрина и восхищаться Дуней), а также выходя замуж за бедного, но все-таки благородного человека, Дуня сияла на свадьбе, как серебряный рубль, нисколько не смущаясь своего округлившегося животика. Беременность несказанно шла ей. Дуня постоянно смеялась и прижимала щупленького мужа к своей увесистой груди. Фома Лукич от души балагурил по этому поводу, а Василий Кузьмич, кажется, свою супругу просто боготворил.
Глядя на эту смешливую и неугомонную парочку, Ольга стыдливо опускала глаза и краснела от недвусмысленных взглядов мужа. Она радовалась за Дуню и благословляла ее, как родную.
— Правда же, они чудесная пара? — спрашивала она мужа вечером, закрывая двери супружеской спальни.
— Я бы сказал, забавная… Но, если бы не Дуня, я бы родную сестру за этого хлыща отдал, лишь бы он не глазел на мою жену!
— Что ты?! — Ольга смеялась, шутливо уворачиваясь от рук Александра. — Василий Кузьмич говорил, что я ему нравлюсь?
— Вздумал бы он такое сказать!!! — Алекс уже завладел тяжелой бархатной лентой на ее платье и с увлечением ее распутывал. — Все и так видели, как у него краснели уши от усердия, когда он начинал о тебе рассказывать.
— Уши? — Ольга делала вид, что не замечает того, как распустившаяся лента ослабила платье и скользнула по тонкому шелку рубашки. — Никогда не видела Василия с красными ушами…
— Ужасное зрелище, ничего не потеряла, — прорычал Алекс, увлекая Ольгу на широкое супружеское ложе. — Обожаю Дуню, она спасла наш брак!
Ольга счастливо рассмеялась под быстрыми поцелуями мужа, обвила его шею руками и отдалась собственным ощущениям. Впервые за много лет ее оставили боль, подозрительность и настороженность. Она чувствовала, что способна на многое, пока ее любимый рядом, ей будет все по плечу. Каждая травинка в ее руках будет заряжаться, невиданной, исходящей от ее пальцев силой, и Ольга чувствовала себя богиней, способной творить чудеса. В ее любви была особенная, ни с чем не сравнимая целительная сила.
