– Не может быть! Кровь?! На меня хотели навести порчу?!
Амалия побелела, вскочила с места, побежала в душевую. Через несколько секунд выскочила оттуда и, подбежав к уборщице, спросила натужно, будто воздух едва проходил через ее горло, схваченное спазмом:
– Остальные?! Остальные где?! Ну! Отвечай! Где остальные?!
– Остальные? Госпожа? – Рабыня недоуменно вскинула глаза на девушку, потом лицо ее просияло: – Поняла! Я поняла, госпожа! А не было остальных! Одна ватка была! Больше не было! Она на полу лежала, ага! Не в корзине! Одна‑единственная, ага!
– Значит, вы вот так глупо, преступно распоряжаетесь своей кровью? – Магистр смотрел на Амалию тяжело, и было в его взгляде что‑то такое, от чего Амалия покраснела, потом побледнела и еле слышно пролепетала:
– Я не думала…
– Вы не думали! Как я вижу, вы вообще не думаете! У вас есть чем думать?! Может, там вместо мозга кость?! Может быть, вы не тем местом думаете, госпожа баронесса?! Первое, чему учат студентов, – не оставляйте ногтей, волос, а самое главное – крови! Все в огонь! Да вы понимаете, что своей преступной небрежностью могли навлечь на себя страшную беду?! Вы, глупая курица, недостойная носить гордое звание мастера магии! Вы недостойны гильдийского знака, и я буду голосовать за то, чтобы вас отчислили! Вы не знаете элементарных вещей, которые знают не просто студенты – дети с самого младенческого возраста! Никто, никто не должен воспользоваться вашей кровью! Это смерть! Вот куда исчезли другие образцы крови?! Кто их взял?! Я же понял, что их было гораздо больше!
Амалия была бледна как полотно. Ее глаза смотрели в пустоту не моргая, губы же шевелились, как если бы девушка читала молитву. Даже мне было не по себе – я представил себя на ее месте: ты знаешь, что у кого‑то находится пульт для запуска бомбы с часовым механизмом, а сама бомба где‑то здесь, рядом с тобой, тикает, отсчитывая твои последние дни или даже часы! Пожалуй, побелеешь, узнав такое…
– Разве вы не понимаете, что нельзя пренебрегать вопросами безопасности и вводить в искушение тех, кто мечтает нанести вам вред? Преступная беспечность, вот как это называется!
– Но теперь мы знаем, благодаря мне, кстати, – где‑то рядом ходит черный колдун! – вдруг сказала Амалия своим обычным, мелодичным, приятным голосом. – И мы имеем возможность его отловить! А еще вы должны понимать, что я не могу иметь никакого отношения к черному колдовству, если так преступно беспечно отнеслась к своей собственной крови! Ни один черный колдун так бы не поступил, вы же это понимаете?
– Это еще ничего не значит, – холодно бросил магистр, сделав неопределенный жест пальцами правой руки, будто отбрасывал что‑то неприятное, липкое. – Может, вы нарочно устроили это представление, чтобы замаскировать свои преступные действия. Чтобы отвести от себя подозрение! (Амалия возмущенно охнула.) Что касается этой бабы – она точно не врет, у нее не хватило бы ума соврать. Она видела то, что видела, и это все тоже наводит на определенные размышления – в обвинении графа Герена фигурирует некий кот, в котором, по его утверждению, сидит демон, вызванный вашим магическим искусством. И кот этот очень похож по описанию на того «демона», который напал на уборщицу, когда та пыталась взять вашу кровь для незнакомца. Итак, где ваш кот? Куда вы его дели? И что вы с ним сделали? Вы производили опыты по захвату демонов? Вы знаете, что такие действия категорически запрещены даже магистрам?! Вы знаете, что последний случай, когда один самонадеянный маг вызвал демона, вселив его в тело животного, остался в истории под названием «Гершимский мор». Знаете, почему его так назвали? У вас хватает ума, чтобы понять, нет? Молчите! Ни слова! Я сейчас говорю!
Магистр поднялся со стула, огромный, как ожившая статуя, и, чеканя слова, медленно произнес:
– Сейчас я произведу здесь сеанс реиндрации, попытаюсь уловить следы черных чар. Если вы занимались преступными опытами – лучше сразу признайтесь, возможно, что этим облегчите свою участь! И вам будет снисхождение!
– Вместо костра – удавят, да? – с горькой усмешкой бросила Амалия.
– Ну почему же, – невозмутимо ответствовал магистр. – Удавка, петля – это для простолюдинов. Вам отрубят голову. Кровь используют для снадобий, вам она уже будет ни к чему, как, впрочем, и остальные части тела. Если вы девственница – то ваша ценность возрастет многократно. Впрочем, в этом сомневаюсь, учитывая, какие обстоятельства описаны в заявлении Герена. Девушка, напивающаяся до бесчувствия на студенческих вечеринках, обычно лишается этой самой девственности в первые же часы после начала действа. Если, конечно, не использует альтернативные способы удовлетворения партнера, сохраняя себя для будущего мужа.
– Да что вы такое говорите, как вам не стыдно?! – совсем не искусственно возмутилась Амалия, и я всеми кусочками своей мятущейся и бесплотной души почувствовал ее возмущение.
И почему‑то мне стало приятно. Девственница – мечта любого нормального мужчины! Впрочем – до первой настоящей девственности. Вывозиться в крови, во время секса слушать плач и стоны боли своей партнерши, думать не о том, как приятно с этой девушкой, а о том, как ей больно и плохо – нет уж, спасибо! Лучше, чтобы партнерша уже была более‑менее опытна. Если это не жена, конечно. Там – другое дело! Новая машина из автосалона, в которой еще не сидела ни одна задница, – разве это не мечта?
– А что вас так взволновало? – уголком рта усмехнулся магистр, опорожняя внутренний карман плаща, выкладывая на стол различные предметы, из которых я узнал только желтоватую восковую свечу. – Вы же не маленькая девочка, вы студентка, и дожить до ваших лет девственницей – это так же фантастично, как если бы кто‑то рассказал, что вот эта тупая особа стала ректором университета. Но да ладно – сидите и молчите. А ты, девка, отойди вон туда, сядь на пол и не открывай рта, пока я тебе не скажу этого сделать. Все! Все затихли и не мешаем!
Магистр мелом начертил на полу круг диаметром около метра, потом вписал в него знакомую фигуру, в которой знаток узнал бы обычную звезду для вызова демонов и большевистский знак, зажег свечу, загоревшуюся странным голубым пламенем, и поставил ее в центр круга. Затем взял какие‑то поблескивающие кубики размером с ноготь большого пальца величиной – то ли пиритовые, то ли золотые – и положил по одному из кубиков на каждый из концов лучей звезды. Вынул пузырек с темной, резко пахнущей камфарой жидкостью и капнул на каждый из кубиков. Затем начал читать вслух какую‑то галиматью, больше похожую на: «Варкалось, хливкие шорьки пырялись по нове, и хрюкотали зелюки, как мюмзики в мове !»
Зрелище было захватывающим, и я замер, будто ребенок, с нетерпением ожидающий очередных действий мультяшных героев. Я настолько увлекся представлением, что когда возле меня появился черный кот, обратил на него внимание только тогда, когда тот крикнул, ворвавшись в мой мозг, будто стальной клинок:
– Дебил! Быстро отсюда! Бежим! Скорее!
Он рванул вперед, и я помчался за ним, интуитивно чувствуя неладное. Не стал бы этот типус так волноваться, если бы на самом деле не происходило что‑то из ряда вон выходящее!
