– А что, заметно? – Она попыталась улыбнуться. – Выспалась. А ты? Давай шарф! – Она взяла у него из рук черно-зеленый клетчатый шарф.
Они вошли в гостиную. Настя в красном платье, с золотым колье Нии на шее, радостно закричала:
– Федичка, привет! Как там за бортом, снег идет?
– Сыплет! Добрый вечер, Настя. Настоящая зима, я даже не ожидал. Красивая елка! Помогать нужно?
– Мне Генчик помогает. Садись, грейся. Или, хочешь, растопи камин.
– Я тебе помогу! – Ния потянула Федора к камину. – Последний раз мы зажигали его весной, в марте, кажется.
– А я люблю электрический! – заявила Настя. – От этого одна копоть. Электрический весь золотой, я видела в «Эпицентре», как игрушка, а этот страшный, черный… жуть! И воняет горелым деревом.
– Вот спички, зажигалки нет, – сказала Ния, протягивая Федору коробок. – Дрова классные, сухие, помню, горело, как на пожаре.
– Как на пожаре нам не надо, – сказал Федор, подпихивая смятую бумагу под поленья и поджигая ее. Он взглянул на Нию и встретился с ее серьезным взглядом. – Сейчас загорится!
Огонь вспыхнул, и жаркая волна ударила им в лица. Ния вскрикнула и отпрянула. Федор рассмеялся.
– А помнишь, как мы жгли костер на Магистерском? – спросила Ния. – И ночевали в палатке?
Федор кивнул, не сводя с нее взгляда.
– Я с тех пор ни разу не спала в палатке! И костра тоже не было… только камин. Камин – это прирученный костер, да?
– Да. Камин – это прирученный костер, – Федор улыбаясь смотрел на нее.
– О какие люди! – На пороге гостиной появился Геннадий с бутылками в обеих руках. – Привет, профессор! А я уже спрашивал, а куда это наш профессор подевался?
– Добрый вечер. Помочь?
– Давай стол раздвинем. Девчонки, доставайте тарелки!
Геннадий суетился, командовал, шарил в серванте, выбирая фужеры, шлепнул Настю, наказывая за нерасторопность… всячески изображал, что он здесь свой. Настя радостно вскрикнула и захохотала. Федор встретился взглядом с Нией, та пожала плечами. Это не ускользнуло от внимания Геннадия, и он помрачнел. Что-то носилось в воздухе, густело тучей, наливалось свинцом, грозило пролиться ливнем… уж очень разношерстная собралась компания.
Они уселись наконец. Часы в углу мелодично и чуть хрипло пробили одиннадцать.
– Провожаем старый год! – закричала Настя. – Мне шампанского! Федя, выключи свет, пусть одна елка!
Гостиная погрузилась в полумрак. Вспыхивали разноцветные фонарики на елке, потрескивая, горели поленья в камине. Огонь буйствовал, свиваясь жгутами, вспыхивая вдруг высокими языками пламени, рассыпаясь искрами; поленья, прогорая, оседали и шевелились, отчего казались живыми. Если долго смотреть в огонь, покажется пляшущая огненная саламандра…
Они выпили. Мужчины стоя; Геннадий по-гусарски, оттопырив локоть. Мизинец он тоже оттопырил…
– Салатик! – кричала раскрасневшаяся Настя. – Кому салатик! Мясо! Рыбку! Берите, ребята, у нас всего навалом! Федя! Генчик!
– Угомонись ты! – Геннадий окоротил Настю. – Орешь, аж в ушах звенит.
– Я ж как лучше! – оправдывалась сияющая Настя. – Вкусно? Салатик с орехами, из Интернета! У меня целая тетрадка всяких рецептов.
– Как она, жизнь, профессор? – обратился Геннадий к Федору.
– Нормально.
– Каникулы? Гулять будешь?
– Каникулы у студентов, я буду работать.
– Ой, только не надо нам вкручивать! Какая там у вас работа! С бумажками сидеть, двойки пацанам ставить? Я бы не смог, я люблю, чтоб весело и клевые чуваки кругом, побазарить люблю. Я однажды работал в турбюро, бывало, приходит лох, куда ехать, не знает, тут надо уметь впарить фуфло… думаешь, просто? – Геннадий обвел их взглядом. – Нет, браток, не просто. Я такую школу жизни прошел, мама не горюй! Меня задаром не купишь. Чего молчишь, профессор?
– Слушаю.
– Слушай, слушай, полезно.
– Федя тоже прошел школу жизни, – сказала Настя. – Он в милиции работал.
– Ты? В ментовке? – поразился Геннадий. – Это что же получается? Я в компании с ментом? – Он захохотал. – Скажи кому из корешков, ни в жисть не поверят! А потом, значит, на философию перекинулся? Или по здоровью списали?
– Так получилось, – скучно сказал Федор. – Здоровье в норме.
– Тогда давайте за здоровье! Чтоб хотелось и моглось! – Поднявшись, Геннадий разлил всем коньяк.
Настя захихикала:
– Чтобы хотелось и моглось – это про любовь!
– Тебе одна любовь в голове! – сказал Геннадий. – Ты бы с подруги пример брала. – Он кивнул на Нию. – Вона, сидит серьезная, умные мысли думает. Поехали! – Он опрокинул рюмку, шумно выдохнул. – Хорошо пошла, зараза! Помню, в девяностые приличного пойла днем с огнем не сыщешь, одна косорыловка по лавкам! Не-е, все-таки житуха наладилась, как ни крути. Коньячок миллионерский пьем, икрой закусываем!
– Как вам мое платье? – вылезла Настя. – Федя!
– Красивое платье, тебе идет.
– Мы с Генчиком выбирали, – похвасталась Настя. – Он здорово разбирается.
– В бабских шмотках! – захохотал Геннадий. Был он уже изрядно пьян, влажные пряди свесились на лоб, и он все вскидывал головой, отбрасывая их. Лицо его побледнело и как-то усохло; он все время улыбался неприятной иронической улыбкой и промахивался рукой мимо рюмки.
Трещали поленья в камине; от него ощутимо шел жар. Федор спрашивал себя, что он делает в этой странной компании. Нужно было убедить Нию встречать Новый год у него… Если уж она не может выставить Настю и ее друга вон. Он взглянул на Нию, она поняла и улыбнулась. Глаза у нее были печальными.
Геннадий сказал злобно:
– Чего сидим? Давайте за старый год!
Он выпил одним глотком. Федор пригубил и отставил свою рюмку.
– Ты что, больной? – вызывающе спросил Геннадий. – Или здоровье бережешь?
– Нам еще всю ночь сидеть! – вмешалась Настя. – Кушайте, а то опьянеете.
– А может, тебе западло? – Геннадий лез на рожон.
– Пойдем покурим, – предложил Федор.
– Ты ж не куришь!
– Иногда курю. Пошли!
Он поднялся. Геннадий последовал его примеру, но не удержался на ногах и тяжело упал обратно. Федор помог ему встать и, придерживая под локоть, повел в прихожую.
– Я с вами! – вскочила Настя.
– Сиди! – осадила ее Ния. – Давай уберем со стола. У нас пятнадцать минут.
– А они не подерутся?
– Федор драться не будет.
– Я не про Федора. Генчик себя не помнит, когда пьяный! У него рука тяжелая. Может, выйдем к ним?
