– Агничка, ты чего? – вмешалась Настя. – Я показывала Генчику дом, правда, Генчик? Шикарный дом! Нам бы такой! – Она хихикнула.
– Все у нас будет, не боись, Настюха! И дом, и тачка… все! – Он взмахнул рукой, обводя широким жестом кухню; рука безвольно упала на стол. – Чего-то я подустал… – пробормотал он после паузы. – Пойду…
– А кофе? – закричала Настя. – Уже наливаю! Вот! – Она поставила перед ним чашку с кофе.
Геннадий, не ответив, попытался встать, покачнулся. Настя обхватила его за талию и потащила прочь из кухни, что-то бормоча успокоительно. Ния осталась одна. Она схватила чашку Геннадия и швырнула на пол. Вздрогнула от звука разбитого стекла; сидела, тупо рассматривая бурое пятно, растекающееся на бежевом полу. Как кровь, подумала. Как кровь…
Вернулась Настя, со смехом рассказала, что уложила Генчика в постель, и он сразу уснул – как ребенок.
– Ты на него не обижайся, он хороший, – сказала Настя. – Ой, чашка разбилась! – Она схватила бумажное полотенце, опустилась на колени, принялась вытирать лужу. Ния с трудом удержала желание хорошенько пнуть подругу детства.
– Настя, оставь, сядь. – Это была еще одна попытка поговорить с Настей серьезно. – Я хочу спросить тебя…
– Генчик сказал, что мы поженимся! – выпалила Настя.
– Настя, он никогда на тебе не женится! – закричала Ния.
– А тебе завидно? Он сказал, что ты сама к нему лезешь! И тогда тоже сама позвала!
– Что ты несешь! Дура! – Нию затрясло.
– Конечно, куда уж нам! А только за своего мужика я… – Она сжала кулаки, в глазах ее промелькнула ненависть. Ния подумала, что она совсем не знает своей подружки. – Ты думаешь, если с бабками, так любого купишь? Мне твои бабки на хрен не нужны! Ты же никого не любишь! И не любила! Федора бросила… ушла к старому козлу, продалась за шмотки! Ты… продажная! Всегда была! И Генчика тянешь… а только не выйдет, поняла? Он меня любит!
– Замолчи! – закричала Ния, затыкая уши.
– Что, правда глаза колет? Тебе же никто не нужен! Ты смылась и даже не попрощалась! С мужем не познакомила… Девчонки спрашивают, а я вру, что да, мол, уехала, посидели на дорожку, хороший мужик, самостоятельный, обещала писать, а как же! Ты кинула меня! Нас с Федором! Он черный ходил, от всех шарахался… А мне как обидно было, не передать… – Настя шмыгнула носом и заплакала. – Ты же мне как сестра была… прихожу к твоей бабушке, а она мне узелок приготовила, твои шмотки, вроде как уже без надобности, бери, Настя, пользуйся, у Агнички теперь такого добра навалом. И не написала ни разу! Ни одного разочка! Ни одной строчки! И когда вернулась тоже… если бы случайно не позвонила, да и то через четыре месяца! Ты… не знаю! Бесчеловечная!
– Настя, успокойся! Я была… глупой! Господи, сколько можно вспоминать! Пятнадцать лет прошло. И не нужен мне твой… хахаль! Упаси бог!
– Я вижу, как ты на него смотришь! – обличила Настя, всхлипывая.
– Он посмел… Он меня ударил! Никто никогда руки не поднял, а он ударил! Я его ненавижу! И не женится он… неужели ты не понимаешь? Он бьет тебя! Он пьяница и жулик!
– Я сама виновата… нельзя трогать мужика, когда он бухой. Сейчас все пьют, жизнь такая. Ты говорила, твой муж тоже пил. Ничего, я Генчика отучу, вот поженимся и отучу. Твой муж тоже тебя избил, когда увидел фотку! А говоришь, руки не поднял. Они всегда, как вмажут, распускают руки. Главное, не трогать, я знаю, у меня батяня дрался, пока не помер с перепою….
Ния не ответила. Наступило молчание. Обе, не глядя друг на дружку, пили кофе. Бесполезно, думала Ния, она просто не слышит… что же делать?
– Ладно, подруга, – Настя подняла на нее повеселевший взгляд, утерлась салфеткой. – Мы теперь типа в одной лодке. Ничего, пробьемся. Ты не забыла, что сегодня двадцать девятое? Еще два дня – и Новый год! Представляешь? – Она рассмеялась. – Если бы ты только знала, как я люблю Новый год! Елка, подарки, снегу навалит! У меня сапоги новые, итальянские, – похвасталась. – Правда, передают дождь, а я не верю, думаю, а вдруг? Вдруг ошиблись – и снег? Проснемся утром, а за окном сугробы. Я всегда иду на площадь на елку… гулянья всю ночь, народу полно, киосков навезут с кофе, с вином, жареной кукурузой, всякими вкусняшками! И шашлыки! Аж слюнки текут. Лошадки еще… – Она потянулась, мечтательно улыбаясь. – Ты с нами или с Федором?
– Я дома, – сказала Ния тускло. – А вы?
– Мы? – Настя, казалось, растерялась. – И мы с тобой… здесь, а где ж нам еще? Ты ж не против? Генчик елку принес, оставил на крыльце.
Ния только вздохнула…
…А ночью разразился скандал. Снова громко рыдала Настя, остервенело выкрикивал ругательства Геннадий, и летела на пол посуда. Видимо, Настя все-таки полезла к жениху с дурными претензиями и упреками.
Ния метнулась из кровати, проверяя, не забыла ли запереть дверь. Декстер побежал следом. Дверь была заперта на ключ. С недавних пор запираться на ночь стало ее привычкой. Она снова стояла босая на холодном полу, приложив ухо к двери, прислушиваясь. Слов она не разбирала, но децибелы и накал впечатляли. К ногам ее жался испуганный Декстер…
Глава 23
Тридцатое декабря. Канун праздника
Всю ночь лило как из ведра – продолжался вселенский потоп. Всякая надежда на снег и мороз в новогоднюю ночь таяла на корню. На смену ночи пришло невразумительное мрачное утро. На центральной городской площади, пропадая верхушкой в тумане, тянулась ввысь мокрая елка; под ней печально поникли двухметровый Дед Мороз в линялом красном тулупе и маленькая заплаканная Снегурочка; кирпичная брусчатка, которой была вымощена площадь, блестела в потоках дождя.
Федор Алексеев без всякого удовольствия поприсутствовал на институтском новогоднем вечере – он был «дежурным по камбузу», а потому был обязан присутствовать и присматривать. Вечер получился так себе, видимо, сказывалась погода. Не было драйва и положительного настроя. А может, Федору на данном отрезке жизни везде была непогода. Он ожидал звонка от Нии; ему пришло в голову, что ожидание ее звонка становится привычкой. Мысль эта испортила ему настроение окончательно.
Савелий пригласил Федора встречать Новый год вместе. Будут Коля с Ирочкой, посулил. И Тюрина обещалась. Знаешь, сказал Савелий, она, по-моему, отмякла и успокоилась, даже в школу сходила, поговорила с учителями. В ней пробудился интерес к жизни, сказал Савелий. Он часто употреблял фразы из дамских романов, что являлось издержкой профессии; капитан Астахов только фыркал и иронически дергал бровью. А еще Тюрина попросила Зосю пройтись с ней по магазинам, хочет прикупить одежды. У Зоси прекрасный вкус, она несколько лет работала в местном Доме моделей. Придешь? – спросил Савелий. Ирочка и Зося наготовят всяких вкусных вещей, соблазнял он. Между прочим, Ирочка приходит к Зосе учиться кулинарии – Зося прекрасный кулинар. Просто спец. Коля очень доволен. Говорит, что она картошки нормально не сварит… Не понимаю, добавил Савелий после паузы, картошку даже моя Настенька сварит. Капитановы сарказмы он зачастую понимал буквально.
