Первую попытку что-то изменить в стандартном для всех репатриантов распорядке жизни он сделал буквально на второй месяц после приезда, когда отправился в местное отделение министерства абсорбции и записался на приём к даме, заведующей устройством учёных. Дама его вежливо выслушала, что-то пометила в стандартном бланке и пообещала известить о результатах, когда что-то прояснится. Ответ, в общем, типичный, но Давид выходил от неё радостный и полный надежд. Первый шаг, наконец, сделан и дальше будет легче.
Прошёл месяц, другой, а никакого ответа так и не последовало. Тогда он отправился с повторным визитом к руководящей даме. Высидев длинную очередь таких же горемык, как и он сам, Давид повторно принялся объяснять в знакомом кабинете, кто он такой и что ему нужно. И ту же получил неожиданный и грубоватый отпор. Выяснялось, что дама его уже не помнит, мол, вас тут таких десятки и сотни, а я одна. Однако кое-какую информацию, господин Бланк, можете получить уже сейчас. Под категорию учёного вы не попадаете, потому что у вас нет научной степени, то есть никакие специальные программы вам не светят. Если хотите попасть на профессиональные курсы попроще — например, сварщиков или плиточников, то должны прежде закончить ульпан, а уж потом что-то просить и, тем более, требовать.
Выйдя от дамы, он решил для себя совершенно однозначно: сюда он больше не ходок, и всего, что нужно, будет добиваться в обход этих с виду вежливых и отзывчивых, а на самом деле чёрствых и по-казённому безразличных тёток. Всё, хватит, эти два визита он запомнит на всю оставшуюся жизнь!
Как ни странно, но после месяцев ожиданий и конечного отказа ему стало легче и, хоть желанной ясности не прибавилось, зато более чётко нарисовались его будущие шаги. Ничего ни у кого просить нельзя, потому что просьба как бы унижает перед тем, у кого просишь. А как это назвать иначе? Теперь любое общение — только на уровне делового предложения равного равному. Он не продаёт кота в мешке, и хоть его изобретения на прежней родине так и не пригодились военным, его вины в этом нет. Но там их хоть оценивали как новшество, а тут даже слушать не хотят… Но ничего, он заставит себя услышать.
Однако эта воинственность скоро улетучилась, потому что ходить и ежедневно накручивать себя крайне глупо. Лучше, стиснув зубы, всё делать шаг за шагом — выучить язык, найти какую-нибудь временную работу, чтобы оставалось время на пробивание своих идей. Впрочем, он пытался работать уже сейчас. Даже проработал некоторое время уборщиком на автостоянке супермаркета и сразу понял, что после такой работы не остаётся ни времени, ни сил что-то ещё делать в этой жизни.
Перспектива, что и говорить, безрадостная. Если не представится какой-то уникальный случай, который позволит разом изменить судьбу, то что ждёт его в будущем, когда закончатся пособия и на кусок хлеба нужно будет зарабатывать только собственным горбом? Кто, наконец, заинтересуется свёртком, до сих пор пахнущим ацетоном, на дне сумки, уже задвинутой на антресоли?
И этот случай представился. Правда, не такой, на который он рассчитывал, но всё равно это был шанс. Как-то под конец работы он помог объясниться с кассиршей в супермаркете незнакомой девушке. Видно было, что она в стране недавно и ни слова не говорит на иврите. Более того, когда кто-то обращался к ней, она беспомощно водила взглядом по сторонам и что-то бормотала на ломаном английском. После того, как Давид помог ей выкатить на автомобильную стоянку тележку с продуктами, они подошли к дорогой новенькой «субару», за рулём которой сидел парень довольно невзрачной наружности, и разговорились.
— Меня зовут Наташа, — представилась она, — а это мой друг Стас. Может, вас подвезти?
Давид уселся на заднее сиденье, и они выехали со стоянки. Всю дорогу его подмывало спросить, как им так быстро удалось приобрести машину, которую не всегда могут позволить себе и люди, прожившие в Израиле добрый десяток лет. Но Стас молча крутил баранку и не выпускал из зубов сигарету, а Наташа обернулась к Давиду и спросила:
— А вы давно в Израиле?
— Уже полгода. В ульпане учусь.
— А ваша жена?
— Нет у меня жены.
Наташа усмехнулась и снова спросила:
— И вы тут один-одинёшенек? Вам не страшно одному?
Давид пожал плечами и сам спросил:
— А как вам так быстро удалось машину приобрести? Это не отразилось на вашем пособии?
— Каком пособии? — впервые подал голос Стас и посмотрел на него в зеркальце.
— Как на каком? — удивился Давид. — Все приезжающие получают пособие! Или вы здесь уже давно живёте?
— Нет, — усмехнулся Стас, — пожалуй, ещё меньше, чем вы. Всего вторую неделю. А машину купили, потому что деньги наличные были. Как-то передвигаться надо — не на автобусе же. Теперь думаем жильё покупать… Может, что-то посоветуете, если вы тут уже как-то освоились?
— Какой из меня советчик! — улыбнулся Давид. — Тут, вон, во всех газетах объявления о продаже квартир. На любой вкус. Главное, чтобы квартирные маклеры не обманули — никому нельзя доверять.
Стас с Наташей переглянулись, и Наташа повернулась к Давиду:
— А вы могли бы нам помочь? Ведь у нас тут ни друзей, ни знакомых. И иврита мы не знаем.
— Вы что, даже в ульпане не учились?
Вместо ответа Стас предложил:
— Знаете что, давайте поедем у нам и вместе пообедаем. Выпьем по рюмке… У Наташи обед готов, а вы наверняка, если один живёте, такого давно не ели. Правда, у нас беспорядок…
— Ну, если только домашний обед, — улыбнулся Давид, — то я не против…
Съёмная квартира, в которой жили новые знакомые Давида, и в самом деле была похожа на перевалочную базу, в которой прежние постояльцы останавливались на короткий срок, а потом отбывали дальше, в более приличные квартиры. Вещей у хозяев было немного — какие-то пёстрые сумки, наверняка наспех купленные перед отъездом, на столике перед зеркалом женские безделушки и кремы, дешёвое постельное бельё на широком диване, наверняка оставшееся в наследство от прежних хозяев, дешёвые ложки, ножи и тарелки на кухне. Правда, на плите стояли большая кастрюля, накрытая полотенцем, и сковорода с жареной картошкой. В квартире, даже несмотря на раскрытое окно, божественно пахло борщом.
— Проходите, — сказала Наташа, — чем богаты…
Они сели на кухне, и Стас вытащил из старенького холодильника водку, разлил по рюмкам и провозгласил:
— За дружбу!
Потом они молча ели, и Давид исподлобья поглядывал на хозяев. Они выпили за дружбу ещё раз, но всё равно в доме чувствовалась какая-то непонятная настороженность. Ясное дело, рассудил про себя Давид, люди попали в незнакомую обстановку, вокруг них столько нового, но всё-таки можно было бы хоть немного расслабиться. Сразу бросалось в глаза, что Стас и Наташа чутко прислушиваются к звукам, доносящимся из подъезда через тонкую фанерную дверь, а когда кто-то на лестничной площадке гулко хлопнул дверью, Стас даже вздрогнул.
