И вот снова. Пришла за вещами. Интересно, за какими? За сломанным ноутом или пожухлым папоротником? Так пусть забирает на здоровье!
– Да нет, недолго. Минут пятнадцать!
Бывшая поднялась со ступенек. Яр скользнул взглядом по грязному дверному коврику, на котором она сидела. Угу… минут пятнадцать. Как же! Наверное, с утра пришла! Знает же, что по графику у него сегодня выходной. – Как дела?
– Норм. – Он открыл дверь и посторонился, пропуская даму вперед. Та зашла с видом королевы, но, как только дверь захлопнулась, бросилась ему на шею. – Ярик, любимый! Я так скучала! Прости-прости-прости! Я была дурой! Не понимала, как же ты мне дорог!
Ее волосы защекотали лицо, а губы призывно прильнули к его губам.
Угу. Вернулась в общагу, поняла, что надо учиться, работать, а еще жить с тремя соседками, и враз сообразила, из какого рая она съехала!
Но отказываться от прощального секса после стольких недель воздержания было не в его правилах. Правда, Юлька, наверное, думает, что секс будет примирительным. Ну-ну!
Он ответил на поцелуй, подхватил податливое тело девушки на руки и понес ее в спальню.
А Юлька прирожденная актриса! Выгибалась и стонала, пока он стягивал с нее одежду, так, словно достигла пика наслаждения еще в коридоре, а теперь никак не могла совладать с конвульсиями. Ее руки сорвали с него футболку и вцепились в ремень джинсов.
– О! Ты такой… Такой классный! Ты же простишь меня, Ярчик?
И вдруг все исчезло. И Юлька, и эта комната. Он вдруг оказался в дешевой больничной палате с выкрашенными в синий цвет стенами и белым потолком. На окнах были старые деревянные рамы, за мутными стеклами прощально пролетали багровые листья клена и серело дождевыми тучами небо. На одной из кроватей скрипнули ржавые пружины. Там лежала раненая девушка. Ее губы были доверчиво приоткрыты, и светло-голубые, словно прозрачные, глаза глядели на него с любовью и нежностью.
– Ярчик, ну ты чего? А где боевой запал?
Ручки Юльки скользили по его телу, возвращая в реальность, но больше не вызывали возбуждения. Скорее, раздражение и злость. На самого себя! Почему он не может вспомнить что-то важное! Что-то ценное!
Ярослав поднялся, застегнул ремень и вышел из комнаты.
Чтобы вспомнить, нужно привести мысли и чувства в порядок! А для этого надо избавиться от всего ненужного, что накопилось в его жизни.
За спиной послышались легкие шаги, и руки Юльки обвили его талию.
– Что случилось, любимый?
Он обернулся. Посмотрел в ее глаза, а она в его. Так они некоторое время стояли и глядели друг на друга. Что там Юлька увидела – неизвестно, но отчего-то она внезапно с испугом отступила на шаг, а затем со всех ног бросилась вон из кухни.
Ярослав достал из холодильника колу и залпом выпил всю баночку, глядя в окно.
Грохот закрывшейся входной двери заставил его только поморщиться. Пусть так. Но он не будет счастлив с девушкой, которая спит с ним только для того, чтобы улучшить свои жилищные условия.
Перед глазами снова возникло девичье лицо и теплые, податливые губы, с неопытной страстью отвечающие на его поцелуй.
– Я тебя люблю!
– Люблю!
– Давай никогда не расставаться?
– Никогда…
От прозвучавших в голове голосов Яр даже застонал и подержался за виски. Да что же это за напасть?
2006 год
Городская больница
– Так! Везите их в реанимацию! Парню наркоз. Женщине пятьдесят атропина. Начинайте вентиляцию легких!
Слава смотрел, как пролетают перед глазами яркие лампы и темные участки потолка. Каталка плавно скользила по бетонному полу больницы, но он чувствовал малейшие стыки плит, отзывавшиеся во всем теле острой болью. Он почти не помнил, что произошло. Только пронзительный крик матери и невероятной силы удар.
Жизнь ему спасло только то, что на заднем сиденье, где он мирно дремал, были накиданы одеяла и подушки. Мать приторговывала на рынке тем, что шила сама. И вот теперь, когда дела пошли в гору, стала перепродавать готовое, купленное оптом на китайском рынке. Слава, как старший сын и единственный мужчина в семье, ездил с ней и работал телохранителем. Высокий, широкоплечий, он не выглядел на восемнадцать. К тому же уже два года занимался вольной борьбой.
Каталка остановилась. Люди в белых масках обступили его со всех сторон.
– На три, два, раз! – скомандовал кто-то, и на мгновение ему показалось, что его тело висит в воздухе. А в следующую минуту он уже лежал на холодном столе под яркими лампами.
– Что вы… – Губы не слушались. Горло было словно засыпано песком.
– Не бойся, парень! Жить будешь, все страшное уже позади! – ответил ему все тот же голос. – Только кость в ноге на место поставим. Кстати, ты везунчик! Нашли тебя с остановкой сердца, а когда вытащили, ты вдруг задышал и даже открыл глаза. Наверное, ангел хранил.
Шприц Слава не увидел, только почувствовал укол, а следом тепло, обволакивающее все тело. Нога больше не болела. Да и вообще ничего не болело. Стало хорошо и спокойно… Он закрыл глаза, проваливаясь в спасительную тьму.
– Все, наркоз подействовал, скальпель! – скомандовал хирург и, получив инструмент, сделал аккуратный надрез.
– Валентин Яковлевич, а будем парню говорить о его матери? – Медсестра посмотрела на доктора красными от недосыпа глазами и поправила маску на лице.
– Будем, – врач даже не взглянул на нее. – Если верить найденным документам, парню в этом году восемнадцать исполнилось. На его попечении осталась младшая сестра, так что он теперь и родитель ей, и кормилец. Выдержит.
Слава открыл глаза уже в палате. Стояла глубокая ночь. Рядом с ним спали еще трое. Не разобрать, подростки или взрослые.
От наркоза мутило и хотелось пить. Он попытался сесть на неудобной пружинной кровати и поморщился, разглядывая ногу, загипсованную по самое не хочу.
Черт! Как же он теперь поможет матери? Перелом, наверное, месяц будет заживать. Может, и дольше! Теперь бы дойти до медсестры. Попросить воду и обезболивающее.
Когда он все-таки поднялся, тело пронзила острая боль. Кое-как допрыгав до двери, он выглянул в длинный коридор. Увидел метрах в пяти от палаты стол, за которым сидела дежурная медсестра, и тихонько ее позвал:
– Эй! Девушка! Можно вас?
Медсестра обернулась, охнула и, вскочив со стула, бросилась к нему.
– Ты чего встал? Ты же только после операции? Слава Ветров. Правильно?
Он не стал отвечать. Только спросил:
– А в какой палате моя мама? Антонина Ветрова.
Медсестра отвела глаза. Неискренне засуетилась.
– Нога не болит? Может, обезболивающее дать?
