Я широко, как можно приветливей, улыбнулся и демонстративно поднял руки, стараясь, чтобы дуло «дырокола» смотрело в сторону от Марты. Не дай бог, ей что-то почудится и она нажмет на спусковой крючок. Мне не хватит времени добраться до нее первым, нужно чем-то отвлечь эту фанатичку, заставить ее опустить «томми-ган».
– Марта, здравствуйте, уважаемая! Я вернулся, как мы и договаривались.
– Вы не должны были вернуться. – А голос у нее под стать внешности: отрывистый, сухой, будто не живой человек произносит слова, а некий механизм пытается имитировать человеческую речь.
– Ну как же? Вспомните! Мы с Ульбрехтом Рихардовичем все очень подробно обсудили давеча. Я делаю свое дело, потом возвращаюсь и забираю моих подопечных девушек. После чего мы покидаем дом. Таков был уговор.
Марта задумалась. Она не блистала умом, зато отличалась невероятной собачьей преданностью. Разговаривать с ней следовало крайне осторожно, дабы не спровоцировать.
– Я никаких инструкций не получала – велено ждать, когда вернется товарищ Серафимов.
– Марта, милая… – Лиза попыталась встать, но Марта положила ей свою тяжелую руку на плечо, заставив остаться на кровати. – Ну отпусти ты нас! Зачем мы тебе? Мы домой хотим, у нас котенок голодный!
– Товарищ Серафимов четко дал понять…
– Он ничего не узнает. Были – и нет. Ушли – и ладно. У товарища Серафимова и без нас дел полно. Вон до сих пор за окном громыхает, который час уж…
Лиза была права, даже тут, в комнате, была слышна то стихающая, то вновь набирающая силу перестрелка, а время от времени там что-то взрывалось, заставляя дом ощутимо содрогаться.
– Велено ждать, – упрямо повторила Марта. – Будем ждать.
– Марта, – вступила в разговор Петра, – мы должны следить за ребенком, чтобы с ним все было в порядке, таков наш приказ. Но в подобных условиях, когда опасность близко, я не могу гарантировать его безопасность. А что важнее: мальчик или наше нахождение в доме? Мы просто уедем в спокойное место и там пересидим волнения. Как вы на это смотрите?
– Ждать. У нас достаточно охраны. Есть Ганс и Робби, они помогут.
Про двух охранников я, признаться, уже позабыл, поэтому решительно заявил:
– Понимаете, уважаемая, я очень тороплюсь и вряд ли смогу дождаться, пока Ульбрехт Рихардович вернется. Времени в обрез, а мне предстоит выполнить еще одно его поручение, очень важное для нашего дела. – Последние слова я произнес весьма многозначительно, но Марта была непреклонна.
– Будем ждать! Приказ есть приказ. Кстати, а как вы попали в дом? Мне никто не доложил.
Она подозрительно уставилась на меня, глаза ее внезапно загорелись такой искренней ненавистью, что я поневоле отступил на шаг.
Не знаю, какие именно приказы отдал ей Серафимов перед отъездом, но ничего хорошего мне не светило в любом случае.
Признаться, я растерялся. Нырнуть обратно в коридор я уже не успевал, стрелять было попросту невозможно из-за боязни зацепить девушек или ребенка, оставалось только стоять посреди комнаты, надеясь, что все обойдется.
Не обошлось.
– Ганс! Робби! – призывно закричала Марта, но никто не явился на зов. Оба охранника все еще валялись без сознания. Бил я наверняка, не жалея.
Марта поняла, что ждать дольше бессмысленно, и, очевидно, в этот момент все для себя решила, более не сомневаясь в моей виновности.
Она сделала шаг вправо, теперь спина Петры ей уже не мешала, и быстро навела «томми-ган» на меня, готовая стрелять.
Говорят, в такие моменты перед глазами проносится вся жизнь. Я же попросту замер на месте и повторял про себя одно-единственное слово: «Глупо, глупо, глупо…»
Петра за мгновение до выстрелов, не глядя, резко ударила правой рукой назад. Что-то блеснуло, зажатое в ее кулаке, и тут же застучали выстрелы, но я уже успел выйти из ступора и прыгнул вперед и чуть в сторону, уходя с линии обстрела. Но даже если бы я стоял столбом, как и прежде, то остался бы цел. Все пули ушли в потолок, никого, по счастью, не задев, а Марта выронила «томми-ган» и с удивлением нащупала рукоять ножа, торчавшего из ее груди. Того самого ножа-бабочки, который я оставил Петре перед уходом.
Удар Петра нанесла мастерский, почти профессиональный. Не зря долгими вечерами, когда нам нечем было заняться, она много раз просила меня показать, как правильно бить, чтобы суметь постоять за себя в случае необходимости. Только прежде я сомневался, что ей хватит духа ударить ножом человека. Я ошибался. Петра справилась.
Марта стояла покачиваясь и держась за рукоять, но даже не пыталась выдернуть нож. На это у нее уже недоставало сил.
Лиза, при выстрелах прижавшая к себе мальчика, теперь вскочила на ноги, обернулась и негромко вскрикнула.
Адди единственный, кто не проявил ни малейших признаков испуга. Он только прижимался к Лизе, во все глаза глядя на происходящее. Но больше всего он смотрел на Марту.
Она оперлась на стену и начала медленно сползать вниз. К «томми-гану», валявшемуся в шаге от нее на полу, Марта даже не потянулась, понимая, что сил ей не хватит.
Я отвлекся от нее на пару мгновений.
Марта, заметив, что я не смотрю на нее, одним движением расстегнула старенький жакет, под которым оказался широкий пояс, туго стягивавший ее талию. А на поясе висела маленькая коробочка размером с портсигар. Коробочка закрывалась на изящную защелку, и Марта, с трудом подняв руку, открыла ее. В коробочке оказался лишь один крохотный переключатель.
Длинные, как у пианистки, пальцы Марты потянулись к нему.
В этот миг я отчетливо понял, что самое ужасное произойдет именно сейчас. Коробочка не выглядела страшной, но мне она внушала такой ужас, какого я не испытывал даже в каюте цеппелина, разглядывая изувеченные трупы членов команды.
Я выстрелил из «дырокола», но Марта оказалась чуточку проворнее.
– Умрите! – Я скорее догадался, чем услышал последнее слово Марты, прежде чем она нажала на рычажок.
Выстрел из «дырокола» попал ей в грудь, разворотив тело помощницы Серафимова. Марта упала, пару раз судорожно дернулась на полу и умерла.
Но мне было не до нее.
Я смотрел на сестер. На то, что с ними случилось. И ничего было уже не изменить.
Переключатель, нажатый Мартой, запустил смертельный механизм. Черные шипы выстрелили из ошейников, вонзившись в шеи девушек и впрыснув яд.
Близняшки даже не успели осознать, что произошло. Яд оказался мгновенного действия, они умерли сразу, без страха и мучений.
Сестры безжизненными куклами упали на деревянный пол, глухо стукнувшись о него головами. Но им было уже все равно.
Мне показалось, что я еще различаю некую невысказанную мысль в глазах Петры, будто бы она очень хотела сказать мне нечто невероятно важное, но никак не успевала. Спустя мгновение взгляды сестер потухли окончательно.
