Спустя десять минут их увезли, а мы с Ходасевичем до утра писали объяснения (я на кухне, полковник – в гостиной). Вооруженное нападение на сотрудника, пусть и бывшего, – дело нешуточное. Хорошо, что Валерий Петрович заранее проинструктировал меня, что и как говорить/писать: «Ничего не рассказывай, уходи в глухую несознанку». Мол, «приехал к старому приятелю, ко мне то есть, а тут налетели. Кто такие и почему – знать не знаю и ведать не ведаю». Сам отставник выбрал похожую линию защиты: «О готовящемся нападении мне стало известно из оперативных источников, однако о причинах налета мне ничего не известно».
Когда совсем рассвело и первые мирные труженики устремились в сторону метро на работу, фээсбэшники оставили нас в покое. Ни я, ни Ходасевич больше не ложились. Предстояло множество дел – для начала хотя бы вставить разбитое окно в его гостиной.
* * *
С тех пор прошел месяц.
Он был заполнен различными делами и хлопотами – в том числе имеющими непосредственное отношение к рассказанному делу.
Итак, доведу до вас, что происходило в те дни – по возможности в хронологическом порядке. Для начала я в целости и сохранности сдал ходасевичевскому приятелю-шоферу его «Джетту», усеянную разбитой мошкарой и покрытую пыльцой оцветших северных сосен. Тот глянул на спидометр, покивал уважительно: «Почти три тысячи сделал за пять дней. На море, что ли, гонял?» – «Типа того».
Мне почему-то представлялось, что теперь, когда Влад оказался в руках правосудия, у столичных полицейских больше нет причин меня преследовать. Поэтому я позвонил Римке и огорчил ее заявлением, что до конца недели она, так и быть, может догулять – а с понедельника я жду ее на рабочем месте.
Набрал я и намертво впечатанный мне в память (сломанная штатовская полицейская тачка, в нутре которой дружок Саня играет в шахматы, отпивая из пол-литровки) костромской телефон Зои. Сказал, что, кажется, опасность миновала и она может возвращаться в столицу.
– Ах, Пашенька, – промурлыкала девушка, – я всегда знала, что ты меня защитишь.
Я не стал углубляться в дебри телефонного кокетства и предупредил Зою, что ее, возможно, вызовут в качестве свидетеля на допрос в следственный комитет. Сказал: «Про нападение на твоей улице говори, как есть. Хорошо бы тем вурдалакам неоднократный разбой пришили».
Свою собственную «бээмвуху» я обнаружил в целости и сохранности в том дворе на улице Космонавтов, где оставил. Моя девочка изрядно запылилась, да и городские вороны и голуби ее загадили. Я счел, что, может, это к подступающему богатству – и отчасти оказался прав.
Когда я позвонил губернатору Ворсятову и сказал, что Влад арестован, тот сухо молвил: «Хорошо. Значит, аванс ты отработал. Но я жду результатов еще по одной персоне (видимо, имея в виду Алену) и вещам (подразумевая свои бриллиантики и прочие цацки)».
На следующий день я поехал к Ходасевичу – как в самый первый раз, с тортиком. Только машину свою не маскировал, а оставил в его тихом дворике, под окнами квартиры. Мы с полковником мило поболтали. Я горячо поблагодарил его за помощь в деле и, чтобы избежать излишних щепетильных разглагольствований, тайком спрятал конверт с половиной своего гонорара в ящик со столовыми приборами. Не успел сесть в машину – звонок: «Я очень тебе признателен, Паша, но напрасно ты это делаешь. Я тебе помогал совершенно не ради денег, а чтобы свое пенсионерское время занять. Вернись, я возвращу тебе конверт». – «Ну уж, нет», – я нажал на газ.
В тот же день раздался еще один приятный звонок. Телефонировал мой старый друг, полковник Саня Перепелкин из МУРа. Набрал мой номер собственноручно, никаких помощников не утруждая. И сам предложил встретиться – в любом удобном для меня месте. Москва, в особенности Москва криминальная – город не слишком большой, и до него наверняка дошли слухи, что подозреваемый по делам, которые находятся в его юрисдикции, вдруг почему-то задержан «фобосами».
При встрече я рассказал Сане, что к чему, – однако с большими выпусками. Я даже близко не упоминал фамилии губернатора Ворсятова. Да, меня подрядили искать пропавшую Алену Румянцеву. Понятия не имею, почему вдруг некий Влад Соснихин (может, он с ума сошел? Может, маньяк?) стал убивать честных жителей Москвы и Сольской области: Евгения Зюзина, Вячеслава Двубратова. Кроме того, подчиненные Соснихину мерзавцы дважды нападали на меня – на улице Мусы Джалиля и в окрестностях коттеджного поселка Суворино. В третий раз на мою скромную персону Соснихин обрушился лично, в компании действующего сотрудника полиции Гогоберидзе, в квартире полковника Ходасевича – потому-то и приняли их обоих фээсбэшники.
Мой старый друг теперь стал чрезвычайно обходительным – не то что в прошлый раз, когда в одолжении нуждался я. Он позвал меня в тот самый японский ресторан близ Петровки, угощал, потчевал, был веселым, разговорчивым и радушным. В предыдущую встречу я загадал, что больше мы с ним вряд ли когда увидимся – но все перевернулось.
Мне, конечно, была не слишком приятна дружба, которая столь сильно зависит от надобностей его стороны. Да, Перепелкин оказался далеко не то, что полковник Ходасевич, который при любых обстоятельствах готов за тебя в огонь и воду. Хотя кто я, если разобраться, Валерию Петровичу? Даже не седьмая вода на киселе, а вообще совершенно нулевая величина – подумаешь, приятель его падчерицы Татьяны Садовниковой! Татьяну полковник, конечно, нежно любит – но это совершенно не обязывает его любить меня и помогать мне. А вот поди ж ты.
А полицейский полковник Перепелкин, с кем я и в школе милиции учился, и прослужил бок о бок пару лет, и даже от ножа бандитского его прикрывал (как-нибудь расскажу об этом), – тот видите, как себя ведет! Когда ему что от меня нужно – чуть не лебезит. Когда я в беде – брюзгливо меня отчитывает. А все потому, что погоны и карьера оказались для него явно важнее дружеских или простых человеческих отношений. Что ж, надо иметь это в виду – но помнить, что и он мне может при случае все-таки понадобиться. И если он опять станет строить из себя царя горы, недосягаемого для простых, вроде меня, смертных, я напомню ему, как он передо мной стелился, когда я был ему нужен.
Спустя пару дней (столица – город небольшой) я узнал, что Влад Соснихин признан судом обвиняемым в убийстве Зюзина и Двубратова, а также в создании и руководстве организованной преступной группой. Мерой пресечения ему выбрали, разумеется, содержание под стражей – в СИЗО «Матросская Тишина».
Следователь из СК вызвал меня на допрос, и я сгрузил ему примерно то же, что полковнику Перепелкину, даже близко не упоминая фамилии Ворсятова или того, что я ездил в Сольск и что там обнаружил. Да, поведал я ему, я искал Алену Румянцеву по заказу Двубратова, ее не нашел, но обнаружил труп Зюзина, а потом заказчика и два раза подвергся нападениям со стороны неизвестных мне лиц. Двух бандитов, атаковавших меня близ метро «Красногвардейская» и коттеджного поселка Суворино, я опознал. Спросил мимоходом, что с ними сейчас.
– Что с ними? – переспросил следак. – Сидят, ждут суда. Ребята ушлые, не знаю, сумеем ли мы пришить им ОПГ – но неоднократный разбой по предварительному сговору им светит. Значит, до двенадцати лет.
