– Слушай, иди ты отсюда! Не знаю я ничего.
Тут по коридору затопали быстрые шажочки, дверь распахнулась, и с криком: «Бабушка!» – в комнату ворвалась девочка в бумазейном платьице с пятнами и в колготках, но без обувки. Увидев меня, настороженно остановилась и уставилась во все глазищи. Глазищи у нее были огромные, синие, в окружении длиннющих ресниц.
– Дядя, да, дядя, – сказала про меня бабуля Харитонова. – Щаз он уходит, а мы с тобой кушать будем. Рыбку будем, да? Бабушка пожарит.
Я хоть и понимал, что со дня исчезновения Марии прошло примерно двадцать лет и девочка лет шести никак не может быть ее дочкой, но все-таки спросил:
– А эта девочка чья?
Тут женщина рассердилась не на шутку.
– Ты давай, иди, гуляй! Выспрашивает тут! Милицию щаз вызову! Кто, да что, да чья. Иди давай, мазурик!
Ничего мне не оставалось делать, кроме как с позором ретироваться.
Длинный коридор, замурзанные двери. Даже странно было, что здесь, да в расцвете двадцать первого века, живут люди. Русские люди, не гастарбайтеры какие-нибудь – к тому, что в нечеловеческих условиях у нас ютятся приезжие, мы давно привыкли.
Я вышел на улицу. Только свежая юная листва на разросшихся выше бараков тополях да чвирканье птиц примиряли меня с обстановочкой. Даже кислый запах от комбината стал меньше чувствоваться. Я пошел к остановке в надежде на двенадцатый номер или случайно забредшее сюда такси.
Тут возле меня остановился полицейский «газик». Из него выпрыгнули двое: сержант с «калашниковым» на плече и мужик в штатском – чернявый, малорослый и прыщавый. Сержант выразительно поправил ремень «калаша» на своем плече и аккуратно зашел мне за спину. Штатский прыщавый шибздик попросил, даже ласково:
– Документики ваши предъявите.
В первый момент мне подумалось, что патруль вызвала моя недавняя собеседница Антонина Ивановна – впрочем, дальнейшие события показали, что это вряд ли было так.
Я не стал лезть в бутылку – типа, кто вы да по какому праву. Зачем нарываться? Достал из кармана и протянул штатскому свой паспорт. Тот полистал его, а потом сунул себе во внутренний карман и приказал:
– Проедем.
Алена Румянцева.
Шестью днями ранее.
Москва
Как и договаривались, Андрей высадил Алену на площади Белорусского вокзала. Небрежно чмокнул на прощание. Молвил: «Скоро увидимся. Связь, как договорились». Она вышла. Не закрывая пассажирскую дверцу, помедлила, спросила:
– Не хочешь мне ничего сказать?
– О чем?
Он уставился на нее взором ясным-ясным. Таким, что становилось очевидным: если спросит она его, почему он сделал ей паспорт, который числится в розыске, Андрей отговорится, отбоярится. И будет иметь против нее важную информацию: что она – знает.
Да, именно так ей теперь следовало о нем думать: он не соучастник – подставщик. Не возлюбленный – враг. Нет-нет, она не могла поверить! Андрею-то зачем?! Может, что-то напутал или наврал брательник? Но ему-то какая корысть? Может, как-то братнину информацию можно проверить? Но как? Поехать в Шереметьево и подать липовый паспорт пограничнику – и посмотреть, что будет? Нет, рисковать она не станет.
– Ладно. Прощай, Андрей, – проговорила она и хрястнула дверцей. Это – все? Их роман окончен? Они никогда больше не увидятся? Не может быть! Наверняка имеется какое-то объяснение лажи с паспортом!
«Лексус» умчался. Она посмотрела ему вслед.
Алену на миг охватило знобкое чувство. Словно она здесь, на привокзальной площади, стоит вся голая. И не убежишь, не спрячешься.
Нет-нет, надо взять себя в руки. Надо действовать. Через пару часов (как обещал Андрей) в своем особняке проснется Ворсятов. И начнет искать. Прежде всего – ее.
Рисковать она не будет. Алена достала из сумочки чужой паспорт на имя гражданки Корзухиной и бросила его в урну. И туда же, до кучи, свой собственный телефон. И бодро пошла к зданию вокзала.
Перед делом Андрей убеждал ее оставить оба паспорта на свое имя – и общегражданский, и заграничный – дома в Марьине, у Зюзина. Говорил, что так, дескать, гораздо больше будет похоже, что она исчезла нечаянно, случайно. Однако она его не послушала. И правильно сделала. Хороша бы она была вовсе без документов! Но теперь у нее имелась ксива на свое родное имя. Загранпаспорт, да еще с открытым «шенгеном». Как удачно ей дали греки в прошлом году!
Губернатор, скорее всего, пока спит в своем подмосковном имении. Румянцеву Елену до сих пор не разыскивают и в ближайшие часы искать не будут. Она успеет утечь.
Поезд на Минск отправлялся через двадцать минут. Но идти в кассы покупать билет опасно. Она предъявит паспорт, ее подлинную фамилию занесут в базу – и все. Это след. Завтра утром на перроне в Минске ее может ждать полиция – или она у них там, в Белоруссии, называется по старинке милицией? А договор о выдаче преступников с братской Белоруссией наверняка есть.
Алена отправилась на перрон. Прошла по нему не спеша, выбирая. Проводники и проводницы в форменных тужурках проверяли у пассажиров билеты. Вот вагон «СВ». И девушка милая. Румянцева подошла к ней, спросила:
– Возьмете меня до Минска?
– Билет предъявите – возьму.
– Ой, он десять тыщ наших рублей стоит. Может, у вас дешевле выйдет?
Девушка внимательно сосканировала ее и, по результатам, мотнула головой: «Проходите. Третье купе».
В третьем никого не оказалось. Через семь минут поезд тронулся. Алена не могла поверить своему счастью. Неужели завтра утром она окажется за границей? Пусть за призрачной, братской – но за границей? И никто не будет знать, где она?
Но радость оказалась недолгой. Проводница пришла, сказала чуть слышно:
– Сто долларов.
Алена с радостью, охотно отдала девушке купюру – одну из тех, что они с Андреем похитили сегодня у Ворсятова. Но потом белоруска попросила паспорт.
– Зачем?
– Девушка! О чем вы говорите?! Что я, неизвестно кого буду возить? Здесь, между прочим, государственная граница!
Алена отдала собственный документ, но сказала:
– Я вас прошу. Пожалуйста. ПОЖАЛУЙСТА. Не давайте никому информацию о том, что я ехала. У меня в Москве муж – ну, как муж, живем вместе – придурок, псих настоящий. Ревнует меня к каждому столбу. Да он вдобавок в полиции служит, – Румянцева врала вдохновенно и близко к тексту. – Пробьет ведь документ, узнает, что я в Минске была, – будет потом мне мозг чайной ложечкой выедать: зачем ездила, почему, к кому?
– А что, есть к кому? – жадно спросила проводница.
– Ой, да это старая история, школьный друг. Ничего такого, посидим, драников поедим, прошлое повспоминаем.
