Мальчик послушно остался стоять рядом с папой, продолжая думать о своих любимых героях. Черепашки были смелыми и сильными, а еще добрыми и веселыми. Особенно Микеланджело. Его Женя, конечно же, взял с собой. Они всегда спешили на помощь, бежали побеждать тех, кто обижал других.
Совсем как Дед Мороз и Боженька. Бабушка рассказывала, что тех, кто плохо себя ведет, Он рано или поздно больно-больно накажет, а тем, кто Его слушается и не жадничает, поможет.
Ну а Дед Мороз тоже был добрым и веселым. Так ему, Жене, говорила Люба. Он тоже помогал людям и любил поиграть с детьми, а потом дарил им подарки и радовался, получая письма.
«Вот бы и нам черепашки помогли, – подумал Женька. – Прибежали бы да побили Бабу-ягу так, чтобы она удрала далеко-далеко. А может, лучше попросить Деда Мороза? Пусть это будет подарок на Новый год, только пораньше, прямо сейчас».
Он задрал голову. Наверху, над огромной люстрой, была небольшая круглая башня с окошками, совсем как в замке для рыцарей. За ними виднелось небо и облака. Бабушка говорила, что Боженька живет на небе, а Люба рассказывала, что Дед Мороз летает на санях, которые везут лошадки.
«Наверное, если смотреть вверх, то они скорее меня услышат», – подумал Женя и беззвучно зашевелил губами.
Так всегда делала бабушка.
Когда он спросил, почему так, она ответила: «Чтобы другим людям своим голосом не мешать, внучек. Они ведь тоже о чем-то с Боженькой разговаривают».
Говорил Женя недолго. Он всего-то попросил, чтобы Боженька и Дед Мороз рассказали черепашкам про Бабу-ягу. Пусть они ее накажут. А он им обязательно поможет, потому что тоже умеет драться, как ниндзя.
Женя знал это совершенно точно. Однажды он целый день повторял удары за черепашками, а вечером показал маме с папой, чему научился. Родители улыбались и говорили, что он молодец и настоящий ниндзя.
И вообще, во всех сказках Бабу-ягу обязательно побеждали, причем не только взрослые дяди и тети. Женька сам видел, как в одном мультике Бабу-ягу наказал мальчик Ивашка, а в «Гусях-лебедях» – девочка Маша и ее брат Ваня. Значит, и они с папой тоже справятся с ней.
Вася стоял посередине зала, держал детей за руки и думал, как ему быть дальше. Вот он пришел в церковь с пакетом, в котором лежала пол-литровая бутылка со святой водой – мама всегда держала ее в шкафу про запас – со шприцами в кармане, и что теперь? Как ему наконец-то обрести веру? Снова попробовать помолиться?
В поле зрения Васи оказался священник. Он вышел откуда-то сбоку и теперь неспешно пересекал залу, направляясь к дверям, через которые только что вошел сам Вася. Церковник, на вид его ровесник, еще не наживший объемного живота на службе Господу, был одет в черную рясу и шел, держа голову прямо. На губах у него играла легкая улыбка.
– Простите… – поддавшись импульсу, сказал Вася. – Можно вопрос?
Священник повернулся, посмотрел на него, улыбнулся немного шире, подошел и заявил:
– Конечно, спрашивайте.
«Как мне поверить в Бога? Только чтобы прямо сегодня?»
Вопрос, конечно, остался непроизнесенным. Вася замялся, подыскивая подходящую формулировку.
– Не переживайте так, говорите, как на душу легло. Знаете, у нас всякое спрашивают.
Вася встретился взглядом со священником и вдруг успокоился. В самом деле, а что он теряет? Ну, сочтет его этот поп таким же идиотом или одним из тех, кто кругленькие суммы отваливает и после этого мнит себя праведником – да на здоровье. Невеликий вред. Хотя, конечно, хотелось бы все же, чтобы помог.
– Понимаете… – Вася посмотрел на детей и снова ощутил неловкость.
Как-то при них… а, да пошло оно все!
– Понимаете, я очень хочу поверить в Бога по-настоящему. Это… это вопрос жизни и смерти. Я серьезно говорю. Знаю, что рецепта нет, но…
– Извините, что перебиваю. Вы ведь сын Елизаветы Петровны?
Вася так и смолк с открытым ртом.
– Я вас помню. Вы раньше вместе с ней приходили, а потом перестали. Давно уже. Теперь вот и ее не видно, с прошлой недели, если не ошибаюсь. Что-то случилось?
«Он не знает, что мама умерла, – понял Вася. – Ну да, конечно. Отпевали-то ее при морге, а Интернет священник, должно быть, не очень жалует. Уж во всяком случае за жареными новостями не охотится».
– Случилось. – В горле у Васи запершило, и он откашлялся. – Мама… умерла. Ее убили. А потом жену. Вчера.
Некоторое время священник молча смотрел на него, потом осторожно коснулся предплечья и проговорил:
– Вот оно что. Как все это больно. Знаете, может, присядем? Беседа наша, чувствую, долгой будет. А вы, дети, сядьте вон там, на соседней скамье, подождите немного. – Священник сел, сложил руки на коленях, посмотрел на Васю, но не произнес ни слова.
Молчал и Вася. У него сработала привычка мысленно редактировать себя перед исповедью. Он пытался решить, о чем стоит рассказывать, а что лучше опустить.
– Значит, вы хотите поверить в Бога, – нарушив молчание, раздумчиво произнес священник. – Это, конечно, хорошо. Тем более когда веры жаждут душой. Но каждый ведь по-своему ее понимает, у любого человека она для своих целей.
Вася вздрогнул и поднял голову.
– Одни ищут утешения, – продолжал его нежданный собеседник, глядя куда-то перед собой. – Другие, устав от необходимости все время что-то решать, хотят получить избавление от сложностей нашего мира. Мол, все свершается по воле Божьей, стало быть, можно смириться и плыть по течению. Третьи думают, что вера поможет им заслужить прощение. Не перед другими людьми, а в собственных глазах. – Он помолчал несколько секунд, затем продолжил: – Есть даже и такие, кто думает, будто вера в Бога непременно поможет им разбогатеть или не чувствовать вины за достаток, которого они добились ранее. А чего ищете вы?
Глядя перед собой так же, как и священник, Вася тихо ответил:
– Помощи.
Он собрался с духом и начал рассказывать. Вася говорил и постепенно забывал о том, где находится. Он описывал прошлую субботу, оставленную в другой жизни, и в его ушах снова звучал смех Али и визг детей, пытающихся повалить отца на газон парка Горького. Вася переходил к возвращению домой и ощущал стужу, сковавшую его при виде тела мамы. Похороны, поминки, нападение на жену…
Он напрочь забыл о том, что хотел утаить часть истории. Слова выливались из него неудержимым потоком, сами по себе. Они превратили его в такого же слушателя, каким был этот священник, сидевший рядом.
Долгий вечер в больнице и после нее, дома, с детьми. Попытки не замечать их вопрошающих взглядов. Возрождение в среду. Светлый миг счастья, когда Вася поверил было, что ужас остался позади. Тусклый четверг, когда они оба умирали, но не понимали этого. Пятница…
Слова закончились, и это стало неожиданностью для Васи. Собственное молчание показалось ему оглушающим. Он попытался вспомнить, что же конкретно рассказал, но память лукавыми струйками ускользала сквозь пальцы, не давала сосредоточиться на деталях.
