– Ой! – вскрикнула Люба. – Больно!
Вася услышал в ее голосе живую обиду, заулыбался во весь рот, взял дочку за руку и проговорил:
– Пойдем, маленькая, спать пора. Утро вечера мудренее. Давай, забирайся на свой насест, а я пока себе белье принесу. – Не дожидаясь ее ответа, отец помог девочке встать на ноги, подтолкнул ее к кровати и вышел из детской.
Раньше, когда Люба была маленькой и спустя несколько лет после этого, когда совсем крохотным в их семье был уже Женя, они с Аллой по очереди спали в детской, на кресле-кровати, купленном специально для этого. Эта штука была не такой уж удобной. Ребра подушек норовили впиться в бока, а скрип сочленений, проявившийся вскоре после покупки, с годами стал возникать едва ли не при любом движении и звучал невероятно ехидно. Но у Васи остались весьма теплые воспоминания о тех ночах, благодаря детям, конечно же.
Нет, ни Люба, ни Женя не были ангелами ни сейчас, ни в те дни, когда бегали по дому в подгузниках. Если Вася с Аллой слышали рассказы других родителей – да той же Юли, например – о том, как дети спят всю ночь напролет и просыпаются только ближе к девяти утра, то каждый раз удивлялись. Неужели такое возможно?
Их малыши спали по-разному. Бывало и так, что они засыпали вечером вовремя, вскоре после девяти, а поднимались достаточно поздно, где-то в половине восьмого. Случалось и иначе. Родители вскакивали к детям по несколько раз за ночь, поднятые пронзительным плачем – покормить, поменять подгузник или просто покачать, потому как дочке или сыну что-то приснилось.
В то время Вася с женой только и мечтали о том, чтобы они наконец-то смогли спать вдвоем, на широкой постели. А вскоре после того, как это случилось – как о в первый раз, с дочкой, так и во второй, с сыном, – они поймали себя на том, что с какой-то грустью вспоминают о ночах на кресле-кровати.
Тишина в детской, где спал ребенок, набегавшийся за день, казалась Васе особенной, живой, доброй и очень теплой. Обоих детей он сначала укачивал на руках.
Алла то и дело критиковала его за это. Она считала, что детей не стоит вот так плотно приучать к этому кайфу.
Затем отец перекладывал малышей в кроватки, и вот тут возникали сложности. Каждый раз он медлил, оттягивал этот момент.
«А вдруг они еще плохо заснули?» – говорил Вася в свое оправдание.
Но сам-то он прекрасно знал, что дело было вовсе не в этом, а в том, что ему не хотелось снимать с рук тихо сопящего, мягкого, бесконечно милого человечка. Такого ребенка было особенно легко и приятно любить. Едва ли не каждый вечер, глядя на расслабленное лицо Любы или Женьки возле сгиба его локтя, Вася давал себе слово в том, что будет вести себя сдержаннее, терпеливее, не станет то и дело окорачивать ребенка, даже если тот расшалится. Конечно же, он раз за разом нарушал это обещание.
Были и еще два момента, которые Вася вспоминал с удовольствием.
Ему нравилось засыпать под детское сопение, перед этим на цыпочках входить в детскую, осторожно раздеваться, подходить к кроватке, чтобы поправить одеяло и посмотреть на малыша. Улегшись, Вася поворачивался к окну, незаметно для самого себя переходил границу между явью и сном.
А утром, проснувшись, он первым делом прислушивался, спит ли еще? Если убеждался, что да, то с наслаждением вытягивался. Можно было не спешить и на законных основаниях поваляться вволю, дожидаясь пробуждения ребенка. Если, конечно, это был выходной день. В будни Вася с сожалением вставал, сгребал одежду в охапку и тихонечко уходил, искренне завидуя беззаботно дрыхнувшему малышу.
Постельное белье лежало в шкафу в спальне. Войдя в комнату, Вася не стал зажигать свет. Мол, незачем. Я и так прекрасно знаю, на какой полке лежат наволочки и простыни с пододеяльниками.
Тем самым он надеялся заглушить мысли о второй причине, по которой предпочел оставить комнату в темноте. А состояла она в том, что ему совсем не хотелось видеть перед собой оголенную кровать. Все белье следователь с коллегами унесли с собой.
Пока Вася доставал из шкафа свежий комплект белья, ворох теплых воспоминаний снова успел накрыть его с головой. Вот он берет с полки аккуратную сложенную стопку, а из ванной комнаты доносится шум льющейся воды. Аля купает Любу. Жена взвизгивает, а дочка хохочет. Должно быть, она брызнула на маму водой.
Вот он выходит в коридор, а слева к нему приближается Алла, на руках у которой уютно устроился Женька, завернутый по самые уши в мохнатое полотенце.
Вот он надевает на маленькую Любу пижамку с разноцветными лошадками – кажется, это пони из ее любимого мультсериала, – а из спальни доносится томное:
– Ты там только не засни, а то все вкусное проспишь.
Вася улыбнулся, закрыл шкаф, начал поворачиваться к двери и остановился. Он краем глаза заметил движение возле балконной двери, скрытой за плотной занавеской.
– Почему ты оставил меня сегодня утром?
До него донесся шорох, словно смутная тень – чуть более густая, чем та, которую могла бы отбросить занавеска, – переступила с ноги на ногу. А может, сделала шаг вперед?
– Тебе ведь не надо было на работу, правда?
От окна на Васю дохнуло холодом. Его руки тотчас покрылись гусиной кожей.
– Но ты ушел. – Снова шорох, на этот раз не оставлявший места для догадок.
Это был шаг вперед. Его сделали ноги, обутые в мягкие домашние тапочки.
В Васином мозгу вспышкой промелькнуло воспоминание. Он лежит под вот этой самой кроватью, которая сейчас рядом с ним, и смотрит, как в спальню входит Аля. Муж видит только ее ноги, на которых как раз те самые тапочки, бледно-розовые, отороченные по краям широкой полосой из короткого искусственного меха. Далеко не новые, но жене они очень нравятся.
Как раз перед этим Вася позвал Алю отсюда, из спальни, а затем спрятался. Он решил поиграть в игру, которая им обоим очень нравилась в первые годы супружеской жизни, когда Любы не то что в проекте, а и в мыслях даже не было.
Вот Аля подходит к кровати. Ее нога оказывается совсем рядом с Васей. Он осторожно высовывается и слегка кусает жену за щиколотку. Она взвизгивает, а он, лежа под кроватью, хохочет во все горло. В промежутках между взрывами смеха Вася пытается завыть по-волчьи, но сил хватает только на короткое «у-у». Затем его сотрясает новый приступ хохота.
– Это потому, что я стала такой, да? Но разве я виновата?
Вася услышал новый шаг. Его жена, которая сейчас говорила с ним, должно быть, уже дошла от окна до кровати.
– Неужели ты любил только мое тело? – Раздался короткий смешок.
Вася стоял не двигаясь, судорожно прижимая к груди стопку постельного белья, о котором он и думать забыл.
– Как странно. Мы разговариваем только сейчас. А надо было еще вчера утром, после того как ты захотел меня ударить.
Вася дернулся, белье посыпалось на пол.
