– Потом мы сидели и смотрели мультик, когда он кончился – еще поиграли, – сказала Люба. – После этого я попробовала заглянуть к маме. Вдруг она уже не спит? Но дверь оказалась заперта. Я подумала, это потому, что мы тогда про мультик спрашивали, и пошла играть с братом. Время шло, а мама все не выходила. Тогда нам с Женькой стало страшно. Я начала стучать, а мама не отвечала. Там вообще было очень тихо, в спальне. Я позвонила папе, а потом мы сидели и ждали, когда он приедет.
– Ваша дочь говорила про длинный мультфильм, – сказал Виктор Степанович, внимательно смотря на вдовца. – Вас это удивило?
– Не это, а то, что они зашли. Люба мне звонила и говорила, что дверь заперта. Но она уже все объяснила вам.
Виктор Степанович кивнул.
– Это ваше? – Он достал из кармана прозрачный пакет, на дне которого лежала отвертка.
Вася вздрогнул и ответил:
– Да, моя. Дверь открывал. Выронил, наверное, где-то.
– Давайте теперь послушаем вас, Василий Андреевич. Как прошел ваш день?
– На работе, – обронил тот. – Я был там с самого утра.
– Вы всю эту неделю работали?
– Нет. Только сегодня.
– Понятно. А почему решили выйти?
На этот раз Виктору Степановичу пришлось подождать ответа. Он напрягся. Неужели лед тронулся? Или хотя бы затрещал?
– Мы… нам тяжело вместе было. – Вася тщательно подбирал слова. – Мне надо было встряхнуться. Вот я и пошел.
– Ясно. Что было дальше?
Тот снова ответил не сразу:
– Работал. Я юрист, вы знаете. Проблем много накопилось за эти дни. Разгребал. А потом позвонила Люба, и я поехал домой.
– На чем ехали?
– На такси.
– Вызывали?
– Нет. Голосовал.
– Когда вышли с работы?
Вася вспомнил, как зазвонил телефон. Он взял его и увидел на экране время – 15.53.
Виктор Степанович заметил, как взгляд вдовца поплыл, стал отсутствующим. Потом Вася зажмурился, и его лицо исказилось.
– Около четырех часов дня, – ответил он, наконец-то справившись с собой.
Столь бурная реакция показалась Виктору Степановичу интересной. Конечно, это могло быть и просто следствием пережитого за день… и все же.
Следователь наказал себе как можно скорее наведаться на работу к этому типу и осведомился:
– Долго ехали?
Он тут же наткнулся на обжигающий взгляд.
– Целую вечность! – прошипел вдовец. – Или вы ждали другого ответа? Вы должны понимать, почему я так сказал!
Виктор Степанович кивнул:
– Понимаю. Я спрошу иначе. Когда вы приехали домой?
Вася задумался.
– Сложно сказать. Наверное, после половины пятого где-то. Точнее не скажу.
– Было четыре сорок две, – сказала дочка Василия Андреевича. – Я часто на часы смотрела.
– Значит, шестнадцать сорок две. Спасибо, Люба. А позвонили вы мне… – Виктор Степанович достал телефон, посмотрел. – Да, позже. Уже в семнадцать двадцать пять. Немало времени прошло. – Он почему-то был почти уверен в том, что Василий Андреевич необычно отреагирует на это, и не ошибся.
Взгляд вдовца метнулся к дочери. Та неловким, ломаным движением поднесла руку к рисунку, выбритому на темечке, но так и не коснулась его.
Девочка отдернула пальцы так, будто он мог ее обжечь, посмотрела на следователя и спросила:
– Вам нравится?
Виктор Степанович вежливо приподнял уголки губ и сказал:
– Веселая улыбка.
– Это моя. Потрогайте.
Он встретился с девочкой взглядом, и шутка о малолетней кокетке умерла в его душе, так толком и не оформившись. Следователь посмотрел на ее отца.
– Страшно? – совершенно спокойно спросил тот. – Понимаю.
Виктор Степанович от души выругался про себя, протянул правую руку и дотронулся до одного из «зубов» улыбки-рисунка. Холод пронзил подушечки пальцев, схватил ледяными клещами кисть, тонкими сверлами ввинтился в предплечье до самого локтя. Следователь уронил руку на колено и застыл, глядя на пальцы, скрюченные от холода.
– Эта улыбка появилась, когда я ненадолго прилег рядом с Аллой, – ровным голосом проговорил вдовец. – Люба закричала. Я очнулся. Прибежал сюда, а она…
Виктор Степанович очень захотел, чтобы этот тип немедленно, сию же секунду замолчал. А еще чтобы это дело передали кому-нибудь другому. Плевать он хотел на премию и на очередное звание, которое ему по идее должны были присвоить к концу года! Пусть расследуют без него. Справятся – честь им и хвала. Не выйдет у них, он не осудит.
На какой-то миг Виктор Степанович даже представил, как встает со стула, выходит в коридор, одевается и покидает эту квартиру и злосчастную семейку на веки вечные, без права на возврат. Но он, конечно, остался сидеть на месте.
– Давайте вернемся на землю, – сухо сказал он, изо всех сил удерживая внутри себя стремительно растущее раздражение. – Если вы будете рассказывать мне сказки, то это ничем хорошим не закончится. Так откуда взялась улыбка?
Отец и дети переглянулись и снова уставились на него.
– Папа все правильно рассказал, – заявила девочка.
– Это Баба-яга сделала. Я ее видел, – проговорил мальчик.
– Хватит! – Виктор Степанович вскочил на ноги. – Довольно! Еще кого сюда приплетете?
Кровь бросилась ему в голову. Лицо закололо крохотными иголками, щеки запылали. Мало ему Горыныча – ничуть не сказочного! – который что ни день обещает с него три шкуры содрать и все на стене в кабинете повесить. Ему хватает страха за собственную семью. Он вынужден жить в одном районе с маньяком и каждый день, уходя на работу, оставлять ее без своей защиты. Так еще и эти выпендриваются! Понавыдумывали, мать их так!
Следователь с трудом взял себя в руки и прошипел:
– Дело ваше. Хотите комедию ломать – воля ваша. Но следующее представление будете давать у меня в кабинете. Повесткой вызову, ясно? И попробуйте только не прийти. – Он обвел их взглядом. – Ну? Так откуда взялась эта чертова улыбка?
Отец с детьми никак не отреагировали на вопрос, сидели молча и смотрели на него. Виктор Степанович скрипнул зубами, выскочил в коридор и с грохотом захлопнул за собой дверь. Из спальни тут же выглянул опер. Он увидел следователя, замер, затем закрыл рот и аккуратно скрылся за дверью.
Виктор Степанович ощутил, как пересохло в горле, отправился в ванную, открыл холодную воду, наклонился и принялся пить. Утолив наконец жажду, он ополоснул лицо, сел на край ванны и задумался.
Раздражение в адрес этой сумасшедшей семейки никуда не делось, но теперь его, притушенное водой, по крайней мере можно было держать в узде. Следователь сцепил пальцы, тут же вздрогнул и крутанул кран горячей воды. Он сунул правую руку под струю, ничего не почувствовал, проверил воду указательным пальцем левой руки и отдернул его. Из крана лился сущий кипяток.
