Форточка с громким стуком ударилась об откос, и наваждение исчезло без следа. Порыв сквозняка заставил Васю поежиться. Воздух показался ему каким-то особенно студеным.
Он вошел в спальню и аккуратно закрыл за собой дверь. Ярость никуда не делась. Она была по-прежнему в нем, но сквозняк помог отцу вспомнить о детях.
«Потихоньку, – сказал себе Вася и улыбнулся. – Нельзя пугать детей. Я не она, о них думаю».
Он обошел кровать, посмотрел на жену, моргнул, пригляделся внимательнее.
Повязок на месте не было. Аккуратно расправленный парик лежал рядом, на его подушке.
Ночник безжалостно высвечивал рану на месте левого уха во всем ее безобразии. Вася видел шов, стянувший ее края, неровную дыру, которую тот опоясывал. Чуть повыше по бледной коже тянулась тонкая горизонтальная темно-красная линия, которая, похоже, опоясывала всю голову. Во всяком случае она пересекала лоб и дальше скрывалась за подушкой, а с другой стороны уходила на затылок.
Эта линия рассекала надвое буквы, выведенные на лбу Аллы. Васе они показались черными. Еще не веря себе, тому, что увидел, он забрался на кровать, встал на колени и склонился над женой.
Только теперь до его сознания дошло то, что он мог бы заметить сразу, но был слишком занят своей злостью. В комнате совсем не пахло перегаром.
Вася протянул правую руку к Алле и тут же отдернул. Он тупо уставился на отвертку, которую до сих пор сжимал в пальцах, выронил ее на одеяло и снова повел руку к жене.
Кожа Аллы была еще теплой. Вася повел указательным пальцем по этой линии, и она вдруг раздвоилась, впустила тьму между своими краями. Какое-то время Вася не двигаясь смотрел на узкую щель, появившуюся на левой стороне головы Аллы, затем медленно улегся на бок, очень осторожно обнял жену за талию и замер, глядя ей в лицо.
«Она не слушала. Она не думала». – Призрачный шепот появился сразу же.
Вслед за ним цепочкой, шествуя с издевательской неторопливостью, перед Васей стали разворачиваться его сновидения последних дней. То, что он лежал с открытыми глазами, им совсем не мешало.
«– Тебе снятся сны?
– Не помню. Неважно».
Теперь он вспомнил, как раз за разом шел в темноте, сопровождаемый живыми детьми и мертвой мамой. Или шагал в полном одиночестве, гадая, где сейчас мать, не крадется ли следом? Впереди его ждал неведомый враг. С каждым пройденным метром Вася все больше укреплялся в мысли о том, что это Алла.
Укреплялся? Вспомнил? Сам?
«Она не думала. Она не верила».
Вася распахнул глаза, но голос, тот самый, который он услышал в своем первом кошмаре в ночь на воскресенье, а потом так легко забыл про него, продолжал хихикать у него в голове.
Алла по-прежнему лежала рядом. Васе показалось, что та самая щель даже стала немного шире.
Из детской донесся пронзительный крик и тут же оборвался. Вася вскочил с кровати. Люба!
Отец спрыгнул на пол, вылетел из спальни и ворвался в комнату напротив. Он наткнулся взглядом на распахнутую дверцу шкафа, общего для Любы и Жени. Из-под нее виднелись дочкины ноги.
Вася совершенно четко ощутил, что ему не хочется подходить к дочери.
«Ей ничего не угрожает, она там одна, – тут же прошептал внутренний голос. – Может, девочка полезла в шкаф да увидела там шального паука, только и всего?»
Он бросил взгляд на кровать. Женька был там, сидел, забившись в угол и накрывшись одеялом до самых глаз. Сын и не подумал вылезать из своего убежища при появлении отца. Какое там!.. Он даже не посмотрел в его сторону, продолжал таращиться на шкаф и сестру за дверью.
«А если там маньяк?!» – пронеслось в голове у Васи.
В следующий момент он уже стоял возле Любы и сжимал кулаки. Пара метров, разделявшая их с дочкой, осталась позади.
Она замерла перед зеркалом, висевшим на внутренней стороне дверцы. Обе Любины ладошки были прижаты к темечку. Похоже, дочка не заметила появления папы. Рядом с ней, кроме Васи, никого не было, но он на всякий случай распахнул среднюю дверцу шкафа и поворошил одежду, висевшую на вешалках.
Теперь из всех возможных причин Любиного испуга осталось одно только зеркало.
«Как заколдованная», – подумал Вася, глядя на дочь, которая за все это время так ни разу и не пошевелилась.
Он остановил взгляд на ее ладонях. Что они скрывали? Вася не горел желанием узнать об этом.
Он медленно протянул руки к Любиным ладоням, накрыл их своими и едва не отдернул. Ее кожа казалась ему заледеневшей. Отец, закусив губу, слегка сжал пальцы.
– Доча, это я, – тихо сказал он, склонившись к самому ее уху. – Я с тобой.
Стараясь действовать максимально мягко, Вася начал отводить ее ладони от головы. Поначалу дочка уперлась, и он остановился, не желая ломать ее сопротивление, но через несколько секунд Люба неожиданно поддалась.
На темечке дочки красовалась широкая улыбка, искусно выстриженная и выбритая. Пухленькие губки, белые, отменно крепкие и крупные зубы, дразнящий кончик языка между ними.
Васе не потребовалось много времени, чтобы узнать эту улыбку. Он видел ее каждый день по много раз, его Люба была смешливой девочкой.
Виктор Степанович не стал долго слушать Васю по телефону. Он уловил суть, выругался, бросил: «Едем», отключился, но тут же перезвонил и потребовал ничего не трогать.
Вася положил телефон в карман брюк и покрепче прижал к себе Любу. С той самой минуты, когда он ворвался в детскую, сын и дочка оттуда так и не выходили. Эта комната будто стала для них самым безопасным местом на свете, чего, конечно же, и близко не было. Рисунок, возникший на голове Любы, являлся более чем убедительным доказательством этого акта.
Но куда им было идти? В спальню? В комнату мамы? Детская осталась единственным местом в их квартире, где никого не убивали.
«Пока что», – тяжело проронил внутренний голос, и Вася не нашел, что ему возразить.
Еще, конечно, была кухня, но что там делать?
Это сын сказал Васе, что надо связаться со следователем. Сам он и не вспомнил о дяде полицейском. Увидел выстриженную улыбку, подхватил Любу на руки, сел с ней в огромное мягкое кресло-диван, да так и сидел, чуть покачиваясь вперед-назад, то ли дочку баюкал, то ли себя, а скорее всего обоих сразу. Женя пристроился рядом, забрался на широкий подлокотник и уселся на нем.
В детской было так тепло, уютно и тихо, что через какое-то время Васе показалось, будто ничего не случилось. Это был просто дурной сон, не более того. Вся последняя неделя – одно долгое тошнотворное забытье. На самом деле на дворе пятница, второе ноября. Он пришел с работы. Мама и жена ходят по магазинам. Они специально ему позвонили и попросили прийти пораньше, чтобы дети дома надолго одни не оставались, а то беспокоиться будут.
