– И в тот вечер на автозаправке ты столкнулась с мистером Ларсоном, помнишь?
Когда я закончила, детектив Диксон потянулся и смачно зевнул. Забросив руки за голову и широко расставив ноги, он вытаращился на меня и долго молчал.
– Значит, – наконец сказал он, – ты утверждаешь, что той ночью Дин, Лиам и Пейтон напали на тебя? И потом Дин напал на тебя в доме Оливии?
Я взглянула на Дэна. Он кивнул.
– Да, – ответила я.
– Послушай, Тифани, что-то я не пойму, – подал голос детектив Венчино из своего угла. Он сидел, привалившись к стене, и его брюшко заметно выдавалось вперед. Жесткие черные волосы равномерно покрывали его руки и шею. – Если Дин, как ты утверждаешь, напал на тебя, – он грубо рассмеялся, – зачем ты его спасла? От Артура?
– Я пыталась спастись сама.
– Но Артур – твой друг, – снисходительно напомнил мне детектив Венчино. – Он бы тебя не тронул.
– Был другом. – Я уставилась на пустой стол, расплывавшийся перед глазами. – Я боялась. Он злился на меня. Я забрала фотографию его отца. Вы себе не представляете, как он взбесился! Я же рассказывала, как он бросился за мной.
– Давай-ка вернемся назад, – вмешался детектив Диксон, бросив на напарника предостерегающий взгляд. – Расскажи нам, что ты знаешь про отношения Артура и Дина.
Мне вспомнился школьный альбом Артура. Простые, радостные лица. Ничто не предвещало страшной развязки.
– Они дружили раньше, – ответила я. – Артур так сказал.
– А когда перестали дружить? – спросил Диксон.
– Артур сказал, когда Дин стал «крутым». – Я повела плечами. Старо как мир.
– Артур грозился расправиться с Дином?
– Вроде нет, – ответила я.
– Что значит «вроде», Тифани? – вскинулся Венчино.
– Нет. Ничего такого.
– Ни разу? – деликатно поднажал Диксон. – Подумай хорошенько.
– Ну, он его обзывал по-всякому. Но чтоб сказать «завтра приду в школу с отцовским ружьем и прострелю Дину его бубенчики» – нет, такого не было.
При слове «бубенчики» я захихикала, икнула и зашлась в приступе беззвучного смеха, как бывает на похоронах, когда кто-то громко рыгнет, нарушив скорбную тишину.
– Моя клиентка измотана, – сказал Дэн. – Возможно, следует отправить ее домой и дать выспаться. Не забывайте, ей всего четырнадцать.
– Оливии Каплан тоже было четырнадцать, – проговорил детектив Венчино.
Имя Оливии привело меня в чувство. Я обхватила руками плечи, покрывшиеся гусиной кожей.
– А как Хилари?
– Ей отрезали ногу, – бросил Венчино.
Я осторожно глотнула воды из стоявшего передо мной стакана. Вода оказалась почти ледяной, и я поморщилась, чувствуя, как меня окатило холодом изнутри.
– Она поправится? Она вернется в Брэдли? – спросила я у Диксона, надеясь получить ответ на вопрос, который не давал мне покоя с того дня, как меня выписали из больницы. – Школа, в смысле, школа Брэдли теперь закроется? Или нет?
– А тебе хотелось бы, чтобы школу закрыли? – ответил Венчино вместо напарника.
Я не знала, как втолковать ему, что больше всего на свете я хочу, чтобы школу не закрывали. Как я могла вернуться к прежней жизни всего в нескольких километрах от Мейн-Лайна? Эти несколько километров отделяли Йельский университет от колледжа Вест-Честер, квартиру в Нью-Йорке – от фанерного домишки и огромного живота, в котором брыкается ребенок.
– Я просто хочу, чтобы все стало как раньше, – сказала я, вытянув руки на столе ладонями вверх.
– Ах, вот оно что, – протянул Венчино, вскинув указательный палец. – Ну, теперь-то все будет как раньше, да? Теперь-то тебя некому обижать! – Он язвительно ухмыльнулся и торжественно указал на меня рукой, словно ведущий телеигры – на главный приз, новенькую «Тойоту», которая достанется победителю. – Смотрите все! Сегодня, здесь, среди нас! Девочка, которой повезло выжить! Какое убийственное везение!
– Не перегибайте палку, детектив, – возмутился Дэн, зыркая на Венчино.
– Ну извините, – брякнул детектив Венчино, скрестив руки на груди. – У меня есть дела поважней, чем оскорбленные чувства Тифани Фанелли.
Дэн фыркнул и обратился к Диксону:
– У вас всё? – Он потрепал меня по спине. – Я думаю, моей клиентке необходимо вернуться домой и отдохнуть.
Отдохнуть. Отныне и впредь это будет нелегко.
В коридоре Дэн отозвал меня в сторону и сказал, что заедет утром – поговорить «об этом» с моими родителями, раз уж я сама не могу решиться. Я бы предпочла, чтобы он приехал не в пятницу, а в понедельник, чтобы мне не пришлось все выходные сидеть с родителями, которые, без сомнения, будут в шоке от услышанного. Однако Дэн сказал, что не стоит тянуть до понедельника – история может просочиться в прессу. Или я хочу, чтобы родители узнали обо всем из газет?
– Не будем оттягивать неизбежное, – заявил Дэн, положив руку мне на плечо. Я опустила голову и уставилась на его туфли из такого дешевого кожзама, что они казались резиновыми.
– Ты держалась молодцом, – продолжал Дэн. – А Венчино просто хам. Он нарочно тебя нервирует, ждет, что ты сорвешься. Но ты не повелась. Молодец.
– Они думают, что я была с Артуром заодно? Откуда они это взяли?
– Ниоткуда, – успокоил меня Дэн. – Они просто проверяют все версии, как говорит твоя мама.
– Мне придется вернуться в участок?
– Не исключено.
Дэн ободряюще улыбнулся, что означало: правда будет горькой, крепись.
Мама заставила меня принять одну из Анитиных таблеток, которые я хотела оставить на потом. Я собиралась дождаться, пока родители уснут, и прощелкать все новостные каналы, один за другим, выключив в телевизоре звук и включив субтитры. Но мама настояла, чтобы я приняла таблетку прямо сейчас, в ее присутствии. Как будто это витамины, а не снотворное, которое, как выяснилось впоследствии, вызывает не меньшее привыкание, чем героин.
Через четверть часа меня сморил один из тех странных тревожных снов, от которых вскакиваешь на постели, с трудом переводя дух. Прямо у меня на макушке образовался нарост, похожий на крупную ягоду малины, – очень красивую ягоду, яркую и сочную. Я, как могла, прикрывала нарост волосами, но всякий раз, проходя мимо зеркала, замечала его выпуклости. Вскоре появились еще два таких же нароста – один на лбу, на линии волос, другой – за ухом. Придется удалять, и это будет очень больно, подумала я во сне. Если бы не таблетка, притупившая естественные реакции, я бы проснулась, но вместо этого я вздрогнула и провалилась еще глубже в кроличью нору, полную прихотливых кошмаров.
Меня окружили одноклассники, хотя никого из них я не узнавала. Мы собрались на какой-то пристани, и всё вокруг было коричнево-желтым, как на старых фотографиях начала двадцатого века. Кто-то шепнул: «Артур жив», и вскоре шепоток перерос в горячечный гам, докатившийся до меня. «Артур жив?» – повторяла я, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в отдельности.
