– А мистер Ларсон… – Дэн кашлянул и смутился, как и я. – Той ночью, у него дома?
Я вытаращилась на него в недоумении, но через секунду поняла, о чем он толкует.
– Нет, – твердо ответила я. – Мистер Ларсон никогда бы не сделал ничего подобного.
И я содрогнулась, будто сама мысль об этом была недопустима.
– Но мистер Ларсон знал про изнасилования? Он сможет подтвердить твои слова?
«Изнасилования». Это слово впервые прозвучало во множественном числе. Я и не знала, что «все остальное» тоже считается изнасилованием.
– Сможет, – кивнула я.
Дэн зачеркал шариковой ручкой в блокноте.
– Теперь расскажи об Артуре, – велел Дэн, и ручка остановилась.
У него была депрессия? Он принимал наркотики? («Нет, – ответила я, – только траву курил». – «Трава – это наркотик, Тифани».) Как-то намекал на то, что задумал?
– Ну, я знала, что у него есть ружье, – ответила я, пожав плечами. – То самое, с которым он был в столовой.
Дэн долго смотрел на меня, не мигая. Так и хотелось пощелкать пальцами у него перед носом и пропеть: «Алё, есть кто дома?»
– Откуда ты это знала? – наконец спросил он.
– Он сам мне его показывал. В подвале. Это ружье его отца.
Дэн смотрел на меня во все глаза.
– Да оно не было заряжено, – прибавила я.
– Откуда ты знаешь? – спросил Дэн.
– Он целился в меня. Так, смеха ради.
– Целился в тебя?
– И дал подержать. – (Господи, ну кто тянул меня за язык?) – Он же не дурак – давать мне заряженное ружье. А если бы я?..
Я осеклась, заметив, как Дэн уронил голову на грудь, словно он задремал в самолете.
– Что, что такое? – заволновалась я.
– Ты брала в руки ружье? – глухо переспросил Дэн.
– Всего на секунду, – торопливо начала оправдываться я. – И сразу же отдала.
Дэн сидел, не поднимая на меня глаз.
– А что такого? Это плохо? – не унималась я.
Дэн сжал пальцами переносицу и опустил голову на руки.
– Может, и плохо.
– Почему?
– Если на нем найдут отпечатки твоих пальцев, это может очень, очень плохо для тебя кончиться.
Потолочный светильник затрещал и мигнул, словно в него угодила мошка. До меня вдруг дошло, о чем толкует Дэн. Неужели мама тоже об этом знала? А папа?
– Полиция считает, что я в этом замешана?
– Тифани, – срывающимся голосом спросил пораженный Дэн. – А что, по-твоему, ты здесь делаешь?
После нашей с Дэном «конференции», как выразился детектив Диксон, мне разрешили выйти в туалет и увидеться с мамой и папой. Они ждали на скамье под дверью комнаты для допросов. Папа сидел, обхватив руками голову, словно не мог поверить, какой поворот приняла его жизнь, словно хотел уснуть и проснуться где-нибудь в другом месте, подальше отсюда. Мама, скрестив ноги в капроновых колготках, покачивала легкомысленной туфлей на высоченном каблуке. Я просила ее надеть что-нибудь более подходящее, но она не стала меня слушать. В свою очередь, она пыталась меня «подкрасить» («Давай немного подчеркнем тебе ресницы?»), однако я встала и вышла из комнаты, выключив свет и оставив ее одну в темноте.
Папа встал навстречу Дэну и пожал ему руку.
– Знаешь, что полиция считает, будто я замешана в нападениях, – сказала я маме.
– Никто так не считает, Тифани, – неубедительно пробормотала в ответ мама. – Они просто прорабатывают все варианты.
– Дэн говорит, что на ружье нашли отпечатки моих пальцев.
– Могли найти, могли… – поправил меня Дэн.
– Что?! – заверещала мама, и Дэн от неожиданности дернул плечом.
– Дина! – прорычал папа. – Не ори!
– Не смей мне указывать, Бобби! – Мама погрозила ему дрожащим пальцем с длинным искусственным ногтем, сжала руку в кулак и закусила зубами костяшки пальцев. – Это все ты виноват, – завыла она. Из-под закрытых век выползли слезы, прорывая себе дорогу в толстом слое тонального крема. – Я говорила: Тифани нужна эта одежда! Тогда она не привлекала бы к себе внимания. А теперь – полюбуйся!
– Я виноват, потому что отказался покупать ей одежду? – У папы отвисла челюсть. В полураскрытом рту чернели коренные зубы – папа ненавидел стоматологов.
– Пожалуйста! – громким шепотом взмолился Дэн. – Сейчас не время и не место для сцен.
– У меня просто нет слов, – оторопело проговорил папа, на что мама, немного придя в себя, только поправила свою жесткую, закрепленную лаком для волос гриву.
– Я не знаю, удалось ли полиции найти отпечатки пальцев Тифани, – заговорил Дэн, – но Тифани сказала, что Артур показывал ей ружье. Возможно, то самое, с которым он явился в школу. И дал ей его подержать.
Боже, как изменилась в лице мама. Иногда, хочешь не хочешь, а приходится пожалеть родителей. Они думают, будто знают своих детей вдоль и поперек, и выставляют себя на посмешище, когда выясняется, что это не так. Прежде чем рассказать Дэну про ту роковую ночь, я спросила, что из этого узнают родители.
– Ничего, если ты так пожелаешь, – ответил Дэн. – Информация конфиденциальная. Но, Тифани, судя по тому, какой оборот принимает дело, рано или поздно они обо всем узнают. И будет лучше, если ты сама поговоришь с ними.
– Я не смогу, – сказала я, мотнув головой.
– Тогда я поговорю, – предложил Дэн.
По затертому линолеуму глухо защелкали каблуки детектива Диксона. Мы молча обернулись к нему.
– Ну, как дела? – Он бросил взгляд на запястье, хотя наручных часов не носил. – Давайте, что ли, начнем?
Я не знала, который час, но когда мы с Дэном уселись за стол напротив детектива Диксона (детектив Венчино сгорбился в углу комнаты), у меня в желудке настойчиво заурчало.
В центре пустого, замусоленного, как Артуровы очки, стола лежал диктофон. Детектив Диксон нажал на кнопку записи.
– Четырнадцатое ноября две тысячи первого года.
– Вообще-то пятнадцатое. – Детектив Венчино постучал пальцем по наручным часам. – Шесть минут первого.
Детектив Диксон поправился и добавил:
– Присутствуют детектив Диксон, детектив Венчино, Тифани Фанелли и ее адвокат, Дэниэл Розенберг.
Услышав полное имя Дэна, я приободрилась – теперь я была куда больше в нем уверена.
Когда с формальностями покончили, я снова рассказала свою версию событий. Всё до мельчайших вульгарных подробностей. Раскрывать постыдные секреты в присутствии троих мужиков среднего возраста было адски мучительно.
В отличие от Дэна, детективы не перебивали меня вопросами. Поэтому я решила кое-что опустить, но Дэн не дал мне шанса.