Несмотря на то что в статьях для «Женского» я бессчетное количество раз упоминала «его член», громкое имя журнала защищало мою репутацию, совсем как помолвка с Люком. Когда я говорю, что пишу в глянец, меня обычно спрашивают, в какой именно. «В «Женский журнал», – с напускной скромностью и небрежностью в голосе отвечаю я, скорее с вопросительной, нежели утвердительной интонацией: «Слыхали?» Точь-в-точь как понтовые выпускники Гарварда. – «А я, знаете, учился в Кембридже». – «Где?» – «Слыхали про Гарвард?» Еще бы, кто ж не «слыхал» про Гарвард. Я балдела от того, как в глазах собеседника вспыхивает узнавание. В школе я по горло наобъяснялась деткам голубых кровей, что «живу в Честер-Спрингс. Нет, это не очень далеко. Нет, я не голодранка».
Я закрыла письмо. Позже отвечу что-нибудь в духе: «Благодарю, что подумали обо мне, но в настоящее время я более чем довольна своей работой».
Я в нетерпении забарабанила по столу ногтями, выкрашенными болотно-зеленым лаком. Нелл опаздывала. Прошло еще несколько минут, прежде чем она наконец появилась в дверях. Головы посетителей дружно повернулись ко входу, и я поняла, что Нелл здесь. Потряхивая ослепительными белокурыми волосами, она решительно направилась ко мне.
– Извини! – сказала она вместо приветствия, устраиваясь на стуле. Нелл такая долговязая, что ее тощие ноги не умещаются ни за одним столиком. Она закинула ногу за ногу и повернулась к проходу, поигрывая ботильоном на тонком и остром, как петушиная шпора, каблуке. Сегодня был один из тех вечеров. – Никак не могла поймать такси.
– Могла бы по прямой доехать на метро, – подсказала я.
– Метро для тех, кто ходит на работу, – ухмыльнулась Нелл.
– Ах ты ж, язва.
К нам подошел официант. Нелл заказала бокал вина. Мой уже наполовину опустел, и я намеревалась растянуть остаток на весь вечер, поскольку позволяла себе всего два бокала вина в день.
– Боже, что у тебя с лицом, – сказала Нелл, втянув щеки.
Наконец-то заметила.
– Я на диете. Голодаю, проще говоря.
– Да уж вижу. Тоска. – Она открыла карту меню и пробежала ее взглядом. – Что ты будешь?
– Тартар из тунца.
Нелл в недоумении уставилась в карту меню, крохотную, будто молитвенник.
– Где ты это нашла?
– В «Закусках».
Она рассмеялась.
– Как же мне повезло, что я никогда не выйду замуж.
Официант вернулся с бокалом вина для Нелл, и она заказала бутерброд – в пику мне, надо полагать. Кроме того, она и половины не съест. Таблетки – «лекарство от аппетита» – подавляли в ней всякий интерес к еде. Я страшно завидовала Нелл: ее голубые таблетки не действовали на меня даже в комбинации с порошком кое-чего, после которой за окном неожиданно наступало утро. Единственное, что удерживало в узде мой аппетит, – жесткая, бескомпромиссная дисциплина.
Когда я попросила тартар из тунца, официант предупредил:
– Имейте в виду – порция крохотная.
Он сжал сухонький кулачок, чтобы показать, сколько еды будет на тарелке.
– Она выходит замуж, – пояснила Нелл и захлопала ресницами.
– Ах, вот как, – протянул официант – невысокий, худощавый, очень симпатичный гей, которого после смены наверняка поджидает приятель, мускулистый здоровяк. – Поздравляю.
Меня передернуло, как будто к чувствительному зубу приложили кусок льда.
– Что с тобой? – охнула Нелл.
Я наморщила лоб, сдвинув брови к переносице, собираясь заплакать.
– Мне кажется, я не готова, – выговорила я, закрыв лицо руками.
Наконец-то я это сказала. Вслух. Признание сорвалось с моих губ, как малюсенький камешек с обрыва. Вряд ли такая мелочь способна повлечь за собой чудовищную лавину.
– Ясно, – проронила Нелл, поджав бледные губы. – И давно это с тобой? Или только сейчас нашло?
– Давно, – выдохнула я сквозь зубы.
Нелл кивнула и, обхватив ладонями бокал, всмотрелась в его багровые глубины. В тускло освещенном ресторане от яркой синевы ее глаз не осталось и следа. Некоторые женщины очень выгодно смотрятся в полумраке. Но только не Нелл.
– Представь, что ты все отменила, – сказала она, нервно вздрогнув ноздрями. – И Люк – просто знакомый… Что ты при этом чувствуешь?
– Это что, цитата из попсовой песни? – иронически фыркнула я.
Нелл склонила голову набок. Прядь белокурых волос соскользнула с плеча и поблескивала, как сосулька на крыше.
Я вздохнула. Задумалась. На ум пришел эпизод, как однажды у барной стойки какой-то грубиян обозвал меня прошмандовкой, посчитав, что я влезла без очереди.
– Да имела я тебя! – оскалилась я на него.
– А вот я бы тебя поимел. – На его не по возрасту морщинистой шее сверкала серебряная цепочка. Он явно злоупотреблял искусственным загаром.
– Ты очаровашка, но у меня есть жених, – улыбнулась я, многозначительно подняв свой самый главный палец.
Боже, какое у него сделалось лицо. Мой изумруд обладал поистине колдовской силой. Он вселял в меня уверенность и делал неуязвимой.
– Я бы сильно огорчилась, – ответила я наконец.
– И почему бы ты огорчилась?
Потому что, когда тебе двадцать восемь лет и швейцар помогает тебе выйти из такси и услужливо распахивает перед тобой двери твоего дома в Трайбеке, а впереди у тебя свадьба с Люком Харрисоном на острове Нантакет – это успех. А если в двадцать восемь ты все еще не замужем, при этом ни капельки не похожа на Нелл и подыскиваешь себе такие же ботильоны на аукционах в интернете, чтобы остались деньги заплатить за электричество, – ты неудачница из второсортного фильма.
– Потому что я его люблю, – вслух сказала я.
– Как мило, – невинно пропела Нелл. Но я-то хорошо ее знала, чтобы понимать – она нарочно выбрала именно эти слова.
Я кивнула в знак прощения.
Воцарилась неровная, гудящая тишина, как за окном моего дома в Пенсильвании, к которой я привыкла настолько, что ошибочно принимала ее за настоящую тишину.
– Почему так «шумно»? – сморщилась Нелл.
Теперь моя школьная подруга Лея вышла замуж, родила девочку и забрасывала свою ленту в Фейсбуке фотографиями младенца, разодетого в розовое с головы до пят…
Нелл молитвенно сложила руки.
– Знаешь, окружающим плевать на тебя в гораздо большей степени, чем ты думаешь. – Она рассмеялась. – Да, нелестно. Я имела в виду, что тебе не надо никому ничего доказывать, как ты себе внушила.
В таком случае мне пришлось бы вернуть залог – свадебное платье от Каролины Эррера, скучающее в шкафу, – и сниматься в документальном фильме без обручального кольца, внушительного свидетельства моей подлинной значимости, недооцененной в прошлом.
