Если не получается выбросить всю эту историю из головы – значит, что-то тебя в ней настораживает. Надо просто время для того, чтобы осознать, что именно вызывает подозрения…
Я опустилась на скамью, потуже затянула узел парео, обхватила руками колени и попыталась, абстрагируясь от эмоций, тезисно перечислить имеющиеся в распоряжении сведения.
Из более-менее конкретных фактов, пожалуй, можно выделить следующее:
– с Егором и Таней происходили происшествия, которые могли привести к трагическим последствиям. Точно нельзя сказать, были они стечением обстоятельств или результатом чьего-то злого умысла. Тот же мусорный бак, едва не проломивший мальчишке голову, мог просто отвалиться и рухнуть вниз. Если речь идет не о простом стечении обстоятельств, Татьяна явно покрывает таинственного пакостника – вряд ли она не разглядела, кто ее столкнул вниз с площадки;
– с кем-то из барышень (не со мной!) Дитрих явно крутил роман. Соответствующая эсэмэска сожрала немало моих нервных клеток, сам бюргер поцарапан в любовных схватках так, что смотреть больно. Скорее всего, бюргерскую страсть разожгла Татьяна – очень уж он за нее переживал;
– пластырь с Таниной коленки валялся возле номера Дитриха;
– смерть наступила в десять-одиннадцать часов вечера.
Последний пункт заставил меня вздрогнуть.
Я сняла с шеи пластиковый прозрачный шнурок, на котором болтался сотовый телефон, залезла в раздел эсэмэсок, и…
Мой сын Женька прислал мне эсэмэску с информацией о том, что Танюша безработная, в десять часов десять минут. В десять пятнадцать я уже стояла на пляже, ошалело созерцая страстную любовь Саши и Вероники. Судя по тому, что я увидела, процесс был в самом разгаре и далек от завершения. Что ж, по крайней мере, у двух людей есть алиби… А оно есть – потому что если смерть Дитриха носит насильственный характер, то речь идет об отравлении. Допустим, Саша, закончив приятное времяпрепровождение с Вероникой, возвращается к себе, не находит Таню, потом обнаруживает ее в номере Дитриха. Все сошлось бы в том случае, если бы Саша схватил нож и построгал бюргера в капусту. Но никаких представляющих угрозу для жизни ранений на теле немца нет. Так что, предполагая убийцу в Саше, приходится констатировать: времени у того было в обрез, и в этом цейтноте травануть бюргера он не мог. Да, все правильно! Или… Нет. Нет! Нельзя исключать и вот какой вариант. Яд был дан ранее, в обеденное время, например, до секса с Вероникой (еще один способ отомстить неверной Татьяне?). Ведь, приходя ко мне, Дитрих жаловался на плохое самочувствие. Он решил – пахлава, съеденная на экскурсии. А на самом деле это могло быть отравленное Сашей пиво, или еще какой-нибудь напиток, или еда, куда отец Егора щедро сыпанул яда. Получается, это могло произойти, когда я, опасаясь за состояние здоровья Тани, сидела возле ее постели. Вот только… Где же он его достал?! Опять полный бред: собираясь в отпуск, брать с собой отравляющее вещество, предполагая, что жена пустится во все тяжкие и возникнет желание травануть ее любовника?! Да и вообще: зачем убивать любовника?! Что это решает?! Как это способствует налаживанию нормальных отношений и профилактике измен?! Надо сходить, наконец, за шляпой – я точно перегрелась на солнце… И еще один момент: в кино какой-нибудь злобный злодей, сделав гадость любовнику жены, возможно, и сможет заниматься сексом, заводясь от мыслей об агонии обидчика. Для кинематографа такое органично. Но в реальной жизни я себе такой ситуации не представляю. Хотя… рассматривая нормальность или ненормальность поведения, мы думаем о психически адекватных людях. Ох, мне мой приятель, судебный психиатр Витя Новиков, порой такого понарассказывает, волосы дыбом…
Короче, дело ясное, что дело темное.
Плохой из меня Шерлок Холмс, как-то я вроде шевелю серыми клеточками, а все без толку.
– Привет, Наталия! Я вся сгорела, ужас просто. А ведь максимум полтора часа на солнце провела и кремом пользовалась, но вот, – подошедшая ко мне Ванесса, в красивом бело-голубом купальнике, повернулась спиной, – видите? Сначала ничего не чувствовалось. А потом я в море захожу, и…
Надо ее перебить, или я сойду с ума от этой беззаботности.
– Дитрих мертвый.
– Что, тоже сгорел? Это солнце, оно такое… – Внезапно ее черты каменеют. – Как мертвый? Что случилось?
Для роли следователя ей еще работать и работать. Ванесса слушает меня и, кажется, сама умирает, то бледнеет, то краснеет, потом вдруг как подкошенная падает рядом со мной на скамью.
– Ужас, ужас, – шепчет она побелевшими губами. – Бедная вы, представляю, так перепугаться. А вы врача вызвали? Может, он просто в обморок упал? Наташ, да он сознания лишился, вот и все. Перегрелся и упал… Впрочем, что это я, – она смотрит мне в глаза и быстро отводит взгляд, но я успеваю там заметить крутящийся смерч ужаса, – вы же профессионал, я помню, вы рассказывали. Вам ли обморок от смерти не отличить… Как жалко немца… Я вам очень сочувствую! Ужасно – наверное, у вас только начались серьезные отношения, и тут такое… А вы знаете, Дитрих вчера с Сергеями нашими подрался. Они, кажется, его стукнули. Представляю, как им будет стыдно… Я за обедом это видела. Похоже, они первые к Дитриху стали цепляться. А сами еще не пьяные были, трезвые как стеклышко. И даже вина не пили. Официант им хотел в бокал налить, а они отказались, сообщили, что воду будут пить, так как у них скоро встреча какая-то важная…
Слова Ванессы отдаются в висках набатом.
Толстый и Лысый, Сергеи, полный комплект, полное стремление вести трезвый образ жизни, а потом такой же полный провал всех планов, полный финиш, полная Ниагара тошниловки. Да, точно – мне ведь Сергей-Толстый накануне и говорил, что вынужден будет еще раз слетать в Москву по делам. И вот – ребята сорвались. Это может случиться просто потому, что они алкоголики. С таким контингентом – обычное дело, держатся, терпят, а потом как с цепи срываются. Или, или… Или они хотели о чем-то быстро забыть, хотели напиться до беспамятства? Надо срочно выяснить, почему они чуть не подрались с Дитрихом. Что-то не поделили? Решили продолжить выяснение отношений и это плохо закончилось?
От размышлений меня отвлекает звонкий собачий лай. Оглядываюсь по сторонам и невольно расплываюсь в улыбке.
Скотчтерьер! Такая волосатая черная растрепанная щетка на коротеньких ножках. Хвост торчком, и бегает, бегает по клумбам, нос уже перепачкан в земле. Ну, конечно, мы же охотники, гены предков дают о себе знать. Охотиться здесь не на кого, но для пса это не повод расслабляться. Такая деловая колбаса, энергичный, огонь! И хозяйка у него – оборачиваюсь – очень даже симпатичная, немка с короткой стрижкой и приветливой улыбкой.
Тоска по моим псинкам нахлынула так остро и болезненно, что я всерьез размышляю над тем, а не изловить ли мне скотчика и слегка его потискать? Конечно, это не дело, когда чужой человек собаку гладит, но как же мне хочется полохматить шерсть хоть какого-нибудь песика, как же я тоскую по Лайме и Босяку…
– Не знала, что в отелях разрешают держать собак, – пробормотала Ванесса и зацокала языком: – Хороший песик, иди к нам.
