Она вспыхнула, почувствовав себя оскорбленной до глубины души.
— Я не ребенок, чтобы мне указывали, когда ложиться спать!
Вместо ответа Мигель запустил пальцы в ее волосы и, притянув к себе, снова сливался с ней в поцелуе. Прикосновение его губ потрясло Викторию — слишком разительно оно отличалось от предыдущего. Теперь его дыхание было теплым, а кончик языка лишь слегка дотронулся до внутренней стороны ее верхней губы.
Виктория задрожала, ощутив себя марионеткой, во всем послушной воле кукловода. Острые ощущения, пронзившие все ее существо, и были теми ниточками, за которые он дергал.
Повинуясь неведомой силе, девушка подняла руки и обняла Мигеля за шею, грудью прижалась к его груди. Его тело было как раз таким, каким она представляла себе тело желанного мужчины. Но пальцы, сжавшие ее волосы, выдавали человека властолюбивого, который привык делать любую понравившуюся ему женщину своей.
Нет, не таким она видела мужчину, с которым могла бы себе позволить получить первый сексуальный опыт. Мигель Виллас не производил впечатления милого парня, который легко даст женщине уйти от него, если той заблагорассудится.
А у нее есть всего ночь, чтобы осуществить задуманное. Всего одна ночь!..
Мигель, должно быть, уловил одолевающие ее сомнения. Он поднял голову и заглянул в ее глаза. Виктория поспешно опустила веки, пытаясь привести в порядок мысли. Скажи что-нибудь! Сделай что-нибудь! Придумай что-нибудь остроумное, забавное! — мысленно взывала она к себе. Но на ум, как назло, ничего не приходило.
Мигель первым нарушил напряженную паузу.
— А как тебе это? Очень весело? — спросил он глубоким, щекочущим нервы голосом.
Виктория ничего не ответила. Прежние страхи вновь овладели ее душой.
— Передумала? — мягко спросил Мигель. В его голосе слышалось легкое поддразнивание.
Да, передумала. Для интрижки на одну ночь годился простой и легкий в общении мужчина. Мигель же был не таким. Его властность и почти физически ощутимая сексуальность пугали ее.
Виктории хотелось получить вожделенный опыт, но только на своих условиях. Ей нужны были ни к чему не обязывающие отношения, которые она могла не только контролировать, но и без сожаления разорвать. Однако если она не способна даже выдерживать испытующего взгляда Мигеля, то как можно надеяться, что ей удастся держать под контролем то, что будет происходить в постели?..
— Я поймаю тебе такси, — сказал Мигель, беря ее за локоть и выводя из темного переулка на освещенную улицу.
Однако Виктория неожиданно ощутила, что не готова отправиться домой. Да, у нее кружилась голова, ноги плохо ее слушались, но мысль, что она больше не увидит этого мужчину, почему-то показалась ей невозможной.
— Я вовсе не испугалась.
Мигель взглянул на нее и ответил:
— Я этого не говорил.
— Тогда зачем сажать меня в такси? — Она подняла подбородок и заставила себя улыбнуться. — Знаешь, мне было бы интересно посмотреть, как ты живешь. У тебя здесь квартира или ты снимаешь номер в отеле?..
Значит, она действительно вознамерилась это сделать, разочарованно подумал Мигель.
4
Номер был небольшой, но стилизованный под дворцовые интерьеры эпохи Людовика XV. Среди изысканной лепнины на потолке порхали античные нимфы. Стены были обиты штофом светло-голубого цвета. Резную антикварную мебель украшали затейливые бронзовые вставки. Весь пол устилал ковер с цветочным орнаментом.
Заглянув в открытую дверь, Виктория увидела спальню. А в центре нее — кровать под балдахином, которой не побрезговала бы и мадам де Помпадур.
Сердце девушки готово было выскочить из груди, но внешне она выглядела спокойной и даже бесстрастной.
Мигель не мог вынести мысли, что для Виктории такое «развлечение» не в новинку. А ему так хотелось поверить, что она не столь легкомысленна и неразборчива в связях! Но сейчас эта девица безбоязненно расхаживала по номеру мужчины, с которым познакомилась всего лишь несколько часов назад, в то время как на улице было далеко за полночь.
Да, он сам пригласил ее сюда, намеренно используя весь свой багаж знаний женской психологии. Но это была лишь проверка. Он пытался выяснить, чего она стоит. Возможно, это было и нечестно по отношению к ней, но просто необходимо, по глубокому убеждению Мигеля.
Через две недели они должны были бы объявить о помолвке, а через месяц состоялась бы их свадьба. Как она смеет вести себя столь легкомысленно? Неужели верность ничего не значит для нее? Если Виктория так легко согласилась провести ночь с ним практически накануне замужества, то скольких еще мужчин она уже осчастливила подобным образом? И что было бы после того, как он назвал бы ее своей женой?..
Мигель почувствовал горький привкус во рту. Как сильно был бы потрясен его отец, узнай он, какую жену выбрал для своего сына!
— Хочешь чего-нибудь выпить? — угрюмо спросил он, кладя ключ на журнальный столик и снимая пиджак. — Вино, сок, воду?
— Спасибо. Ничего не нужно.
Он услышал нервную дрожь в ее голосе, и на мгновение в его сердце зажглась надежда. Может, она остановится прямо сейчас, скажет, что хочет уйти, что ей нечего здесь делать… Он страстно желал, чтобы она так поступила, чтобы показала себя женщиной, достойной уважения, а не взбалмошной особой, неспособной справиться с примитивным влечением.
Но Виктория неторопливо подошла к окну.
— Из твоего номера открывается потрясающий вид на город, — заметила девушка. — Обожаю смотреть сверху на вечерние огни на зданиях, на фонари, аккуратными рядами выстроившиеся вдоль улиц. Это так красиво, даже дух захватывает!
Мигель видел над ее головой усеянное звездами небо, большую луну, сияющую матовым спокойным светом. Прекрасный антураж для первой брачной ночи. Его рот скривился в недоброй усмешке. Теперь не будет ни свадьбы, ни первой брачной ночи.
— В Нью-Йорке так же красиво по вечерам? — спросила она Мигеля, не оборачиваясь.
Он пожал плечами. Ему потребовалось время, чтобы собраться с мыслями.
— Не знаю. Никогда не интересовался этим.
Теперь, когда Виктория упомянула о ночном Париже, Мигель впервые подумал, что, прожив больше недели в этом номере, ни разу не подошел к окну и не выглянул из него. Ему вдруг страстно захотелось это сделать, но он пересилил себя, подошел к бару и налил себе сока. Но что мог сделать глоток пусть даже ледяной жидкости с тем пожаром, что бушевал в нем?
Не смог он и погасить его страсть.
Мигель хотел ее. И для него это было равносильно самому страшному оскорблению.
С одной стороны, его снедали злость и негодование на самого себя. Но с другой — безумное желание обладать этой девушкой.
После доверительных бесед с Беатрис и Уильямом он решил, что, по крайней мере, его будущая жена — наивная и хорошо образованная девушка с безупречными манерами. Оба в один голос уверяли, что Виктория просто-таки образец добродетели и благовоспитанности.
